Таши шёл радостный, слова, которые выдавил при встрече вождь, грели его душу больше даже, чем мысль о добытом ноже. Ножу он успел нарадоваться, пока в селение возвращались. Этой осенью Тейле покуда посвящения не проходить – мала, а вот на будущий год Таши на дожинки отправится не просто удаль показать, а выбирать невесту. А до тех пор вместе с разумником Тукотом и лучшим друганом Данком они идут на ту сторону Болотищ, послами к детям лосося. С матерью Таши успел-таки перекинуться парой слов и понял, что здесь всё в порядке, Ромар знает, что случилось во время первого похода, и на мать не гневается. Больше ничего Таши не беспокоило, он крепко верил, что мать и учитель разберутся с любой заковыристой головоломкой.
Перед уходом Таши умудрился и с Тейлой переговорить, намекнул, чтобы ждала и не боялась, что суровый отец будет отнимать его подарки. А мастер Каяк, когда Таши забежал проверить оружие и спросить, какие приветы передать от Каяка бывшим родственникам, посоветовал зайти к старому Стому, и тот научит, как следует быстро сверлить самоцветы. Лучок, которым сверлят отверстия в топорах, для этого дела не годится – слишком тонкая работа, а лучок раскачивает сверло. Мальчишкой Таши вместе с мамой бывал по ту сторону Болотищ и помнил Стома, древнего старика, какие у сынов великого зубра остались лишь в Западном селении, что на Белоструйной. Оно и понятно, лососей война с диатритами не затронула, отсиделись за лесами и топями. А при всякой беде старики и дети первыми гибнут.
Легко Таши шагалось и думалось о всяком добром. И погода выдалась под стать мыслям: тёплый ветерок чуть рябит серебряную кожу реки, солнце не палит, а греет, и лишь с востока, где затаились поганые мэнки, медленно наползает грозовая туча. Ну да это ничего, дождь всегда к добру, главное, что другую грозу отвели. Теперь чужинцы зарекутся поглядывать на наш берег, а еще через пару лет начнём мы с Данком и Лишкой ходить походами на мэнков, громить их укромины, покуда злые чародеи не сгинут вовсе, освободив землю для людских родов.
Таши улыбнулся на ходу, вспомнив старшую подругу. Странный человек Лишка, ни с того ни с сего осталась в селении, хотя вполне могла бы идти с посольством – язык детей лосося она тоже знает. Однако отказалась, говорит, в селении раненых много, ухаживать надо. Раненых после битвы и впрямь немало, но неужто на одной Лишке свет клином сошёлся? – травницы, почитай, в каждом доме есть. Ох, темнит девка! Может, боится, что мэнки не окончательно разбиты и снова могут полезть через реку? Да где им, после такого разгромища. Таши пожал плечами, отгоняя вопросы, ответа на которые всё равно не найти, и вновь улыбнулся, вспомнив с гордостью, как ожёг его руку священный нож, когда пришлось одному стать против целой толпы бегущих мэнков. Такое не забывается, в тот миг он ощущал себя не просто воином Таши, а чувствовал, как сила всего народа течёт сквозь его руку в камень. Горяч был нефрит, и непросто оказалось удержать его в такую минуту, а ведь сподобился, смог! И никто, ни старшие охотники, ни ровесники из дома молодых вождей не спросили, как это удалось. Лишь глядели с завистью и уважением. Нельзя о таком спрашивать и невозможно рассказать. Никто из прежних вождей не говорил, как происходит это чудо. Оно есть – и довольно.