В двух метрах к северо-востоку от зонтика восседали две дамы: дама, не представляющая интереса ни с какой точки зрения, и дама, представляющая интерес.
— Так вот, в этой самой переводной книге «Вдвоем лучше, чем втроем», — сказала дама, не представляющая интереса, — выведен один герой. Он красив, как полубог, и у него все зубы свои. Не то что мой Ваня…
Иван Иванович Иванов-Иванов походил на оплывшую свечу. В данный момент он стоял по щиколотку в воде и растерянно шлепал толстыми губами:
— Мипфа, шмашматр прамшам…
— Миша, пошарьте правее, — перевела Вика.
— Сейчас достанем, один зуб я уже нащупал, — прошептал усатый Миша и, глотнув воздуху про запас, снова скрылся под водой.
— Первый раз вижу, чтобы теряли челюсти во время купанья, — сказал худой высокий мужчина в трусиках на застежке «молния» и с фотоаппаратом через плечо. — Когда, Иван Иванович, следующий раз будете принимать водные процедуры, кладите зубы на полку.
Вода забурлила, закрутилась воронкой. Из омута показалось Мишино покрасневшее лицо. Отдуваясь, он вышел на берег. Круглое лицо угодливо улыбалось, и редкие волоски усиков, подсохнув, снова топорщились. Разноцветные, словно у ангорского кота, глаза хитро поблескивали. Он вообще так походил на кота, что когда открывал рот, все ждали, что сейчас раздастся мяуканье. Даже собаки лаяли на него как-то по-особенному, не так, как на обыкновенных людей.
— Я вас, Иван Иванович, обслужу, — вполголоса заявил Миша. — Эту не найдем — я вам новую челюсть достану, высший сорт. Это будет пахнуть полусотней. Завтра же обслужу!
Слово «обслужить» в его устах звучало, как «обвести вокруг пальца». Он говорил всегда очень тихо или шопотом, и от этого каждая фраза его приобретала особую ценность и звучала заговорщицки.
— Миша, я всегда восхищаюсь вашим белорусско-балтийским акцентом, — сказала Вика, сверкнув светофильтрами. — Но я вам уже не верю: вы обещали давно мне устроить афганскую подушку-думку. В моей коллекции не хватает именно такого экземпляра.
— Не делайте мне больно, — прошептал Миша, — у меня сердце не из пластмассы, оно отвечает за мои слова. А я сказал: будет у вас и афганская и эта… как ее?.. иранская. Это пахнет тремя сотнями. — Когда Миша говорил, ангорские глаза бегали так, словно он читал в воздухе невидимую книгу.
…Умудренский натерпелся страху во время челюстно-спасательных работ. Выяснилось, что никто из собравшихся, кроме Миши, плавать не умеет, и поэтому ему пришлось лезть в воду. Начальник АХО боялся быть замеченным и попасть в скандал. Поэтому когда Миша выныривал, Умудренский поспешно прятал голову в воду, и наоборот: когда Миша скрывался под водой, голова начахо всплывала, как мина.