…На студии продолжался аврал. Через вокзальный вестибюль тащили, катили и вели передовую кинотехнику. Тут можно было встретить прожекторы всех видов и родов. От маленьких, как детские барабанчики, до громоздких, величиной с полковую кухню. Самый большой прожектор называли «Племянником солнца». Он съедал электроэнергии на такую сумму, что за эти деньги иная студия могла бы снять полнометражную цветную ленту. Когда «Племянника» включали, все лампочки начинали светить вполнакала. Осветителям, состоящим при этом агрегате, выдавали спецмолоко: они были приравнены к рабочим горячих цехов.
Процессия ассистентов пронесла жестяные щиты-отражатели, похожие на гигантские подносы. Казалось, их только что взяли напрокат в закусочной великанов.
Посреди вестибюля стоял комплект мегафонов. Мелкие усилительные раструбы напоминали урны, — такими обычно коммунхозы украшают улицы. Самый же большой рупор был грандиозен, как шахтерский террикон. О нем родили легендарные слухи. Рассказывали, что он побывал в работе только один раз — на съемках документально-исторического фильма «Стены Иерихонские». Реплики в сценарии были настолько неудобопроизносимы, что их никто не мог выговорить целиком и полностью. Тогда режиссер сам решил поддержать престиж автора. Четверо помрежей поднесли гигантский мегафон к губам постановщика. И едва он произнес одну только фразу, как в тот же момент обрушились все декорации.
Решающим этапом сборов руководил товарищ Леденцов. Его затуманенные, точно у рыбокопченостей, глаза появлялись всюду. Участливый голос раздавался то среди светоаппаратуры, то в костюмерной, то в районе фонотеки. Леденцов исчезал и возникал так быстро, что человек, впервые попавший на студию, невольно начинал верить в раздвоение личности.
— Со съемочной погодкой вас, товарищ э… э… Каковы творческие планы? — участливо спросил Леденцов, хватая за рукав молодого ассистента с кладью в руках.
— Мечтаю о работе, — грустно молвил ассистент.
— Правильно делаете, — закивал Леденцов. — А как жена?
— Спасибо, я холост.
— Это хорошо. А возраст, простите, ваш?
— Двадцать семь лет.
— И кто бы мог подумать! А вы давненько на студии?
— Ровно пять лет.
— Хорошего раккурса! — вскрикнул Леденцов и тут же исчез.
— Чуткая натура у этого товарища, — произнес остановившийся звукооператор. — Очень внимателен! Меня лично он раз десять спрашивал… И всегда одни и те же воп…
Звуковик так и не успел кончить фразу, потому что Леденцов вдруг оказался рядом и потянул его за рукав.
— Приятного освещения, товарищ э… э… Каковы творческие планы?