Глава 2
ГНИДЫ И АНТИЧНАЯ ПОЭЗИЯ
«Да, я действительно вошь… я окончательно вошь… я, может быть, сквернее и гаже, чем убитая вошь… Да разве с этаким ужасом что-нибудь может сравниться! О пошлость! о подлость!» Нет, это не мои слова, я их где-то слышала раньше.
Что это, откуда? Ах да, Достоевский. В школе проходили «Преступление и наказание». Раскольников, старушка процентщица, Сонечка Мармеладова…
Нина Яковлевна меня еще к доске вызывала, а я плохо ответила, потому что не могла представить себе вошь. Таракана могла, а ее — нет.
Теперь знаю, что это такое… И знаю, сколько их бывает…
Я совершила преступление. Я отбываю наказание. Я все это заслужила…
Хорошо, что хоть в камере у нас люди подобрались приличные…»
Рыжая, грудастая сокамерница Ираида ластилась к Кате, пристроившись рядом с ней на нарах и щекоча ей подмышку пальцем босой ноги:
— Ты опять грустишь, мой птенчик. Ну почему, почему ты не хочешь, чтоб я тебя утешила? Я расскажу тебе красивую сказку, малыш, каких не знают мужчины…
Ираида сидела в Бутырке гораздо дольше Кати, но и у нее дата суда еще не определилась. Ей было предъявлено обвинение по той же двести двадцать восьмой, что и Кате, только у нее была часть третья — неоднократное незаконное приобретение, хранение и перевозка наркотиков в крупных размерах с целью сбыта.
Ей грозило от пяти до десяти лет с конфискацией имущества — а конфисковывать, судя по всему, было что.
Тем не менее рыжая наркодилерша в уныние не впадала. Кажется, она умела повсюду чувствовать себя комфортно.
Даже здесь, в камере, Ираида была обеспечена и самой лучшей французской косметикой, и дорогими продуктами «Нью Эйдж» — экологически чистыми, а не из какого-нибудь заурядного супермаркета.
Она щедро делилась ими с подругами по несчастью, но лучшее приберегала для Кати, к которой была неравнодушна. Ведь Катюше никто передач не приносил…
В этой душной, вопреки санитарным нормам переполненной людьми камере, на жестких нарах, Ираида умудрялась мурлыкать так сладко, точно нежилась в кресле-качалке перед уютно пылающим камином, а в комнате с зеркальным паркетом пахло восковыми свечами… а не тем, чем воняет в сырых помещениях старой Бутырской тюрьмы.
Сегодня, правда, провели так называемую общую дезинфекцию, и пахло еще терпимо: хлоркой, а значит — чистотой. Но это был только запах чистоты, только призрак ее, а не она сама.