И вот Дима, впервые в жизни, отпер перед нею обшарпанную дверь и впустил девушку в узкий темный коридор, заставленный старыми вещами.
Он никогда не брался ничего отремонтировать в доме, не видел в этом смысла. Как ни подновляй — все равно убожество. Дима не терпел полумер, его принципом было «все — или ничего!».
Вот когда-нибудь… когда-нибудь у него будут и роскошная квартира, и вилла, и собственный автомобиль — причем, разумеется, не какая-нибудь там презренная «Ока», а престижная сверкающая иномарка.
— Входи, Катюха, — сказал он сдавленно. — Только осторожно, не ударься. И по сторонам старайся не смотреть, тут кругом бардак.
— Я даже глаза закрою! — с готовностью отозвалась она и, конечно же, сразу ударилась о ножную швейную машинку.
— Эх, Тюха несклепистая! — Сквозь иронию в его голосе пробивалась нежность. — Давай руку.
Не зажигая света, он повел ее к дверям «зала», откуда раздавался двухголосый храп старших.
Комната была освещена пурпурными лучами заката, и Катя прошептала:
— Как у вас хорошо! Красиво так…
— Ты ж обещала глаза закрыть! — сердито буркнул Дмитрий, понимая, однако, что она не кривит душой. Ей не могло не понравиться его жилище. — И вообще, тсс! Мы не на экскурсии. Тут дрых… тут люди спят.
Они вышли на балкон, словно охваченный пожаром. Закат полыхал бешено, неистово. Казалось, все небо тлеет, как огромная головня в догорающем костре. Протяни руку за поручни балкона — и обожжешься.
Но они протянули руки не туда, а друг дружке навстречу. И все равно обожглись. Отпрянули в противоположные стороны. А потом начали сходиться вновь — медленно, осторожно, точно противники на дуэли.
И вот уже Катя уткнулась носом в Димину грудь.
И вот он уже положил ладони на ее острые, выступающие лопатки, на сей раз — осторожно и даже слегка боязливо.
— Кать, ты… правда разрешаешь?
— Да. Чтоб ты забрал с собой туда в часть, на память, мою… мою…
— Девичью честь? — подсказал он.
— Да нет…
— Ну… как это… девственность…
— Ох, да нет же! Мою любовь!
Дима попытался пошутить:
— А ты как же тут останешься, пока я буду служить? Без любви? Если я заберу ее с собой?
Катя не сказала ни слова, просто подняла лицо, и ответ он прочел в ее голубых глазищах, которые казались в тот миг бездонными. И в них были глубины такого огромного бесконечного чувства, которого хватило бы им на двоих на всю жизнь, а может быть, и дольше, чем на жизнь. И на детей бы хватило, и на внуков… и даже на много-много поколений вперед.
— Подожди минутку, Катюш, — шепнул он.
Хотел было разложить прислоненную к стенке раскладушку, но потом махнул рукой и просто бросил на кафельный пол старый полосатый матрас.