К тому времени я мог беспрепятственно выходить в лагерь: запреты отменены, обычные строгости в части поведения смягчились.
Но, как и раньше, практически только у меня одного то и дело возникала необходимость выходить в лагерь. Это могло настораживать: что за дела у меня? Не пора ли мной заняться? Но заняться было некому. Доктор Веттер бывал теперь все реже, как будто понимал, что его время кончается. Пфертнер по-прежнему все видел и знал, но молчал. Мои наблюдения за обстановкой в блоке и ревире в целом гасили возникавшие временами тревоги.
После разрешения проблемы с лекарствами назрела новая — часть больных, которые лежал и с температурой, а также желудочные больные не съедали в обед свою миску супа. Не пропадать же еде! Я установил индивидуальные контакты с больными, объяснил ситуацию, и очень скоро они сами подзывали меня и говорили:
— Дима, возьми — я сегодня не буду…
Я благодарил, накрывал миски специально заготовленными картонками и прятал в ногах под тюфяками до темноты. Когда лагерь возвращался с работы, я быстренько сообщал своим, сколько мисок приготовил.
С темнотой проводилась наиболее ответственная часть операции: надо было по снегу на животе подползти с миской в руках к проволоке, ограждавшей ревир со стороны наружной стены; просунуть миску через маленький подкоп в снегу под проволоку, а в лагере такой же пластун переливал суп в свою миску, и мы расползались. Сколько мисок — столько и передач. В лагере миски алюминиевые, а в ревире белые, керамические — обмениваться нельзя.
Как я не маскировал свои действия, Адам меня сумел «вычислить», в то время как Альберта, Юзека и Франциско я не стеснялся. Кончилось тем, что Адам важно прошагал в конец штубы, рванул пару тюфяков, обнажил стоявшие там миски и разорался. Несколько мисок он сбросил на пол, демонстрируя, кто здесь хозяин. Удовлетворившись произведенным эффектом, он также важно удалился, предупредив, что в следующий раз это дело так не оставит. Это происходило где-то в феврале. На некоторое время я прекратил вечерние передачи, заменив их переливанием супа в жестяные консервные банки, которые выносил в лагерь в темное время суток. Так было и безопасней, поскольку копошиться возле проволоки приходилось практически под дулом пулемета. Полагаю, часовые считали, что номенклатура блока продает суп на сигареты, а ей разрешалось все.
Наши продолжали наступать по всему фронту, и Адам немного присмирел, задумав новые козни, о чем никто и не догадывался.
По старой привычке я заскакивал к Люсьену, узнавал о транспортах и передавал ему свои новости.