Мы могли расположиться спать в «барских» апартаментах на пуховых перинах, но предпочли сеновал на втором этаже. Там соорудили длинный стол из досок, две скамейки по сторонам и свалились на солому до утра: выдохлись вчистую.
Следующий день, 7 мая — наш первый день в Линце — мы целиком посвятили участию в погромах. Что это означало? В те дни из уст в уста по городу передавалась байка: в течение трех дней со дня вступления в город американских войск солдаты имеют право брать все, что пожелают, а также делать, что захотят. Мы долго не думали: так это или не так? Американцам вроде ничего и не надо — они имели все. Во всяком случае, я не видел, чтобы они участвовали в погромах. А вот жители города, к которым сразу присоединились и мы, добросовестно потрудились на этой ниве: мы с ними дружно растаскивали содержимое продовольственных и промтоварных магазинов, складов, баз, вагонов и других подобных объектов. Все тащили всё, что можно было унести. Жители запасались впрок. Мы проявили себя намного скромнее: уволокли бочонок сомнительного спирта, пару ящиков тушенки, много разной всячины и на этом успокоились. Нам в дорогу ничего не надо — только здесь закусить и выпить.
Французы, испанцы и поляки в первую очередь бросились переодеваться в приличную одежду. А мы, не сговариваясь, все, как один, решили остаться в своем лагерном обличье до перехода к своим: мы просто обязаны были сохранить свое «лицо», не затеряться в толпе «перемещенных лиц». Так называли несчастных людей, которых нацисты когда-то выволокли из своих жилищ, бросили в лагеря, а теперь эти люди мыкались по всей Европе, направляясь к родным очагам. Кроме того, мы должны были остаться со своими лагерными номерами, которые значились в эсэсовских картотеках. Мы не французы, и нам все это было важно.
Проблему транспорта наша группа разрешила просто: ретивый конь был немедленно запряжен в шикарный хозяйский кабриолет на подобие тех, наших, петроградских, на которых когда-то восседали бородатые кучера, опоясанные толстыми красными кушаками. В этом экипаже мы двенадцать дней разъезжали по всему городу, причем на сбруе укрепили небольшой красный флажок, символизирующий «представителей союзной державы» и их «дипломатическую неприкосновенность», как на любой посольской автомашине, благо американцам было не до нас, и они этому ребячеству не препятствовали.
Так мы развлекались на первых порах, но и не только так: дни 8, 9 и 10 мая в нашей памяти плохо сохранились, и вот почему. Поскольку стол соорудили, что поставить на стол — припасли, оставалось по русскому обычаю пригласить гостей, что мы и сделали. Затащили на сеновал первых попавшихся на улице американских солдат и сержантов — около десяти человек, расселись вокруг стола и в течение трех дней дружно пили, ели и пели, пока не кончились спирт и тушенка. Среди американцев нашлось и несколько поляков по происхождению, служивших в американской армии и еще не забывших родной язык. Они нам все переводили. Правда, негров в нашей компании не было.