Когда Эмиль снова отстранился и принялся стягивать с меня последнюю, нижнюю часть кружевного комплекта, я, вместо того, чтобы остановить это безумие, застонала и обвила руками его шею, припадая к губам. Не такая искусная, как он, но столь же смелая и нетерпеливая. И ничуть не смутилась, когда Эмиль втиснул колено между моих сведенных ног, заставляя раскрыться.
А потом его пальцы коснулись того, что прежде находилось под защитой кружева, и мое сумасшествие достигло пика. Я сама оборвала наш поцелуй, потянулась навстречу, застонала хрипло. И не сразу сообразила, что там, где мгновение назад была ладонь Эмиля, ощущается нечто другое, куда более горячее…
Я поняла… я все поняла! Но испугаться не успела — случилось все слишком быстро. Повинуясь какому-то непреодолимому инстинкту, я выгнулась, а Эмиль… решительно подался вперед.
И все. То, чего я намеревалась избежать, случилось. Правда, это было немного не так, как мне думалось.
Боль? Да, она была! Но вместе с ней я испытала безумное, совершенно невозможное наслаждение. И, не выдержав, вскрикнула и впилась ногтями в спину мужчины. В этом было все — от страха и сожаления до невероятного, неземного восторга.
Я задохнулась от собственных эмоций и ощущений, а Эмиль застыл на миг, будто удивленно, и… потерял контроль.
Он шептал какие-то слова, осыпал поцелуями мое лицо и двигался. Жестко, сильно, ритмично. Прижимал к постели, словно я пыталась вырваться, и погружался в меня снова и снова. Он делал это так, будто ждал целую вечность, а теперь дорвался. И остановиться… ну просто не мог.
А я полностью отдавалась его силе и власти. Стонала, причем не столько от боли, которая по-прежнему не отступала, сколько от удовольствия, которое дарил этот вечно холодный и надменный мужчина. Все так же жестко, сильно, ритмично… и в этом ритме звучал определенный эгоизм, который в данный момент, здесь и сейчас, мне нравился. Точно знаю — прояви лорд Глун чуткость и нежность, ничего бы не случилось, я бы не далась, не позволила. Но он…
Он не менял ни позу, ни ритм, но, видимо, не в них дело, потому что в какой-то миг этого почти животного действа я поняла — еще немного, и все. Еще чуть-чуть, и я дойду до края. Того самого, к которому стремятся все любовники и который я уже познала. Причем с ним же, с Глуном, в другом безумно неприличном, но, как сейчас понимаю, куда более целомудренном сне.
Я отпустила его плечи и с тяжелым стоном откинулась на подушки. И тоже превратилась в эгоистку, потому что сейчас я хотела от синеглазого мужчины только одного — ощущения полета! Того самого, после которого бешено стучит сердце и дрожат ноги. Того, после которого кажется, что умерла и воскресла.