Благодаря моим рекомендательным письмам у нас появилось несколько знакомств. Среди наших знакомых был молодой медик, имевший в Лондоне уже три или четыре года хорошую репутацию своими глубокими познаниями некоторых болезней. Каждый раз, посещая нас, он смотрел на Полину с серьезным вниманием, всегда вызывавшим у меня некоторое беспокойство. В самом деле, свежие и прекрасные цветы юности, которыми прежде так блистало ее лицо и отсутствие которых я приписывал сначала горести и утомлению, — не появлялись с той самой ночи, когда я нашел ее умирающей в подземелье. Когда же мгновенная краска покрывала ее щеки, она придавала ей лихорадочный вид, беспокоивший более, чем бледность. Иногда она начинала чувствовать внезапные спазмы желудка, доводившие ее до бесчувствия, и после этих припадков она погружалась в глубокую меланхолию. Наконец, приступы стали возобновляться так часто и с такой возрастающею силой, что однажды, когда доктор Сорсей посетил нас, я, взяв его за руку, повел в сад.
Мы обошли несколько раз маленькую лужайку, не произнося ни слова, потом сели на скамью, на которой Полина рассказала мне эту страшную повесть. Там с минуту мы были погружены в размышления. Я хотел прервать молчание, но доктор предупредил меня.
— Вы беспокоитесь о здоровье вашей сестры? — сказал он.
— Признаюсь, — отвечал я, — и вы сами заметили опасность, умножившую мои страхи.
— Да, — продолжал доктор, — ей угрожает хроническая болезнь желудка, не случилось ли с ней какого-нибудь несчастья, когда она могла повредить желудок?
— Она была отравлена.
Доктор размышлял с минуту.
— Да, — сказал он, — я не ошибся. Я предпишу диету, которой она должна следовать с величайшей точностью. Что касается нравственного лечения, то это зависит от вас. Может быть, она тоскует по родине и путешествие во Францию принесло бы ей пользу.
— Она не хочет туда возвращаться.
— Поезжайте в Шотландию, в Ирландию, в Италию, куда ей захочется, но я считаю это необходимым.
Я пожал руку доктору, и мы вернулись в дом. Что касается наставлений, то он обязался присылать их прямо ко мне. Чтобы не беспокоить Полину, я решил, не говоря ни слова, заменить диетой наше обыкновенное меню. Но эта предосторожность была напрасна, едва доктор покинул нас, Полина взяла меня за руку.
— Он все сказал вам, не правда ли? — спросила она.
Я сделал вид, будто не понимаю ее, она улыбнулась печально.
— Вот отчего, — продолжала она, — я не хотела писать матери. К чему возвращать ей дочь, когда через год или два смерть опять ее похитит? Довольно один раз заставить плакать того, кого любишь.