Холмс усмехнулся и потер руки.
— Это очень интересно, — сказал он. — Значит, вы явились сюда по поручению мадам фон Ламмерайн?
— Черт возьми, какая наглость! — воскликнул Бойс. Его левая рука скользнула к трости. — Я думал, вы остережетесь, а вы начинаете произносить разные имена. Поэтому я, — тут он мгновенно выдернул ручку трости, и теперь в его руках оказалось длинное стальное лезвие, — поэтому я, мистер Шерлок Холмс, сдержу свое слово.
— И на это слово вы, Уотсон, наверное, обратили внимание? — спросил Холмс.
— Конечно! — громко откликнулся я.
Бойс замер на месте. А когда я появился из спальни, вооруженный тяжелым латунным подсвечником, он бросился к входной двери. На пороге он на мгновение остановился и повернулся к нам. Его глазки злобно сверкали на широком багровом лице, с губ срывался поток гнусной ругани.
— Довольно! — строго оборвал его Холмс. — Кстати, Бойс, я не мог догадаться, чем вы убили тренера Мэджерна. При вас не было найдено оружие. Теперь я понял.
Багровый цвет медленно сошел с лица Бойса, сменившись сероватой бледностью.
— Боже мой, мистер Холмс! — воскликнул он. — Ведь не думаете же вы… ведь это только шутка, дружеская шутка!
Выскочив за порог, он захлопнул за собой дверь и с грохотом промчался по лестнице.
Мой друг рассмеялся.
— Ну-ну! Вряд ли мистер Бойс обеспокоит нас в дальнейшем, — сказал он. — Но его посещение дало новое направление моим мыслям.
— Какое?
— Это первый луч света в том мраке, который меня окружал, Уотсон. Интересно, почему они так недовольны моим вмешательством, если им незачем бояться разоблачения? Берите шляпу и пальто, Уотсон, мы вместе едем к этой бедняжке Каррингфорд.
Наш визит оказался очень кратким, и все же я буду долго помнить мужественную, все еще прекрасную женщину, оказавшуюся не по своей воле в самом трагическом положении. Только по темным кругам под глазами и по слишком яркому блеску ее карих глаз можно было догадаться об огромной тяжести, лежавшей у нее на сердце.
— У вас какие-нибудь новости для меня, мистер Холмс?
— Пока у меня нет ничего нового, ваша светлость, — мягко сказал Холмс, склонившись перед собеседницей. — Я пришел, чтобы задать вам один только вопрос и обратиться к вам с просьбой.
— А именно?
— Мой вопрос можно простить постороннему человеку только потому, что он вызван необходимостью, — сказал Холмс. — Вы были замужем за покойным герцогом свыше тридцати лет. Было ли его поведение благородным в смысле личного отношения к общепринятому моральному кодексу? Я прошу вашу светлость быть со мною очень откровенной при ответе на этот вопрос.