— Да, сэр. Это были сочинения на медицинские темы.
— Вам не кажется неудобным то, что книжные полки в вашем кабинете расположены так высоко?
— Да вроде нет. Разве комната может быть слишком большой или слишком высокой для книг?
Неожиданно священник умолк. Его продолговатое лицо с длинными бакенбардами вытянулось еще больше.
— Я уверен, я совершенно уверен, — сказал он, — что ничего не говорил ни о книгах, ни о том, на какой высоте расположены полки в моем кабинете! Откуда вы обо всем этом узнали?
— А, пустяки! Откуда я, к примеру, могу знать о том, что вы либо холостяк, либо вдовец и что ваша прислуга — сущая неряха?
— В самом деле, Холмс, — вскричал я, — не один только мистер Эпли хотел бы знать, как вы вывели все это!
— Пыль, Уотсон! Пыль!
— Какая еще пыль?
— Обратите, пожалуйста, внимание на указательный палец правой руки мистера Эпли. На кончике его вы увидите ту темно-серую пыль, которая собирается на книгах. Эта грязь уже не очень заметна, однако видно, что появилась она не позднее чем сегодня утром. Поскольку мистер Эпли высокий человек с длинными руками, то очевидно, что он снимал книги с высокой полки. Если к этой пыли мы добавим невычищенную шляпу, то не потребуется большой проницательности, чтобы заключить, что у него нет жены, но есть ужасная служанка.
— Замечательно! — воскликнул я.
— Ничего особенного, — сказал он. — Я прошу прощения у нашего гостя за то, что прервал его рассказ.
— Уму непостижимо, как случилось, что он умер! Но вы еще не слышали худшего, — продолжал наш гость. — Должен сказать вам, что у Трелони есть один ныне здравствующий родственник: племянница в возрасте двадцати одного года. Ее зовут мисс Долориз Дейл, она дочь покойной миссис Копли Дейл из Глэстонбери. В течение нескольких лет юная леди вела домашнее хозяйство в большом, заново отделанном доме Трелони, который называется «Приют владыки». Всегда подразумевалось, что Долориз, которая помолвлена с красивым молодым человеком по имени Джеффри Эйнзворт, унаследует состояние своего дяди. Если я скажу о том, что более нежной и доброй души никогда не существовало, что волосы ее роскошнее воспетого Гомером моря и что, как бы оправдывая свое южное происхождение, она по временам столь бурно обнаруживает чувства…
— Да-да, — произнес Холмс, закрывая глаза. — Но вы сказали, что я еще не слышал худшего.
— Это так. Вот факты. Незадолго до смерти Трелони переписал свое завещание. Лишив наследства племянницу, которую этот строгий старик считал слишком легкомысленной, он завещал все свое состояние моему племяннику, доктору Полу Гриффину. Поверьте, сэр, это был скандал на всю округу! Спустя две недели Трелони умер в своей постели, а мой несчастный племянник находится под подозрением в убийстве.