В результате такой политики «крестьяне Кайгородского уезда пришли в самое крайнее отягощение и скудность»
Не будучи в состоянии выносить налогового гнета произвола царских чиновников, гонимые «скудностью и голодом», крестьяне убегали из деревень и в поисках «пропитания» расходились по разным заводам для черной работы. Но они попадали при этом из «огня да в полымя». Убегая от агентов самодержавия «обер-офицеров и разного рода чинов», они попадали в руки заводчиков и фабрикантов и подверглись при этом еще большей эксплоатации и порабощению. Свой наказ в комиссию, зубцовские крестьяне заканчивали следующими словами: «по состоянию нас казенных крестьян находимся мы в презрении не только благородного дворянства, но и от самых последних служителей… не может нас обидеть тот, кто сам не захочет, а кто пожелает, то всегда чем захочет тем и обидеть может».
Известно, как отвечало крестьянство на этот, все усиливающийся гнет крепостников. Крестьянские волнения, начавшиеся при Петре III, во время царствования Екатерины вылились в грандиозную крестьянскую войну, под предводительством Пугачева. И несмотря на все это, Пугачевщина или крестьянская война, теоретическую возможность которой Радищев допускал и в успех которой он условно верил, тоже не была способна сокрушить оковы рабства. Об этом мы уже выше говорили.
Что крестьянство не могло услышать и поддержать идеи восстания и цареубийства, изложенные в «Путешествии», об этом Радищев тоже заранее знал. «Ибо народ наш книг не читает, — говорит он на судебном следствии, — написана книга слогом для простого народа невнятным и напечатано ее мало, не целое издание или завод, а только половина».
Итак, буржуазия читала книгу Радищева «по глупости своей», мыслящая часть дворянства прочтя «дерзновенное сочинение», пришла к выводу, что автор ее «точно достоин участи ему угрожающей», а «страждущее человечество» неграмотно и «совсем книг не читает».
Тем трагичней была судьба одиночки Радищева, представшего в качестве политического преступника перед лицом светских и духовных жандармов.
Мы уже сказали, что поведение Радищева во время судебного следствия является мрачной и печальной страницей в его героической жизни.» Показания Радищева, его завещания, (написанные им во время следствия), нельзя читать без внутреннего сожаления к этому человеку… Читая все это, кажется, что мужество и настойчивость покинули Радищева у порога тюрьмы.
По всем пунктам, представленным Радищеву государственным обвинением, он признал себя виновным. Книгу «Путешествие» называет «пагубной и дерзновенной». «Намерение, — говорит он, — при составлении оной не имел иного, как прослыть смелым сочинителем и заслужить в публике гораздо лучшую репутацию, нежели о мне думали до того». «Пагубное тщеславие прослыть смелым сочинителем!» «повергло меня в беду».