И тогда сказал то, что так долго повторял в мыслях.
— Я сын Шебу и Тирид. — Вечерний свет струился в дыхании, окрашивал каждое слово алым. — Я Лабарту, хозяин Лагаша.
Чужак медлил, и показалось — не ответит, нападет, и надо будет драться за свой город.
Но тот заговорил.
— Я Эррензи из Ниппура.
По голосу его и по глазам, было ясно — считает, что каждый слышал о нем. О демоне священного Ниппура, города, где сплетаются все дороги земли черноголовых.
Но об этом чужаке никто не рассказывал Лабарту, и имена других демонов держались в тайне. Лишь родители и Энзигаль — вот и все, кого он знал. Остальные были частью испытания, тенями по ту сторону одиночества, за маревом горизонта.
И кем бы ни был Эррензи из Ниппура, он преступил закон, который нельзя нарушать.
— Ты не спросил меня и пил кровь на моей земле, — сказал Лабарту.
Чужак склонил голову набок, прищурился, а когда заговорил, казалось, что выбирает ответ, слово за словом.
— Я слышал, хозяева Лагаша покинули свой город.
Я не знаю о нем, но он других демонов знает.
— Я сын Шебу и Тирид, — повторил Лабарту. — Этот город — мой.
— Я не знал об этом, — сказал Эррензи. Его жесты были под стать голосу — раздраженные и резкие. — Откуда было знать, если ты не появлялся?
Сплетенные жизни города, сеть каналов, шепчущий тростник на берегу и прозрачный вечерний воздух, — все отдалилось. Осталось лишь уходящее солнце, горело в крови, звало. Алый свет растекался по земле, звон, незнакомый и долгожданный, переполнял слух, захватывал душу, — сейчас, сейчас, вот он настал, миг первой битвы.
Ярость сдержать труднее, чем жажду — но он сумел.
Он должен был услышать, что еще скажет Эррензи из Ниппура.
Девушка, стоявшая за спиной у чужака, подалась вперед, словно хотела прижаться к своему хозяину, — но замерла, не коснувшись. Цветок в ее волосах был окрашен закатом, а темные глаза переполнял страх.
Но другой страх, не тот, что у всех женщин Лагаша.
Лабарту улыбнулся, глядя на нее.
Может быть, мне не придется драться… Мы не связаны родством, но эта женщина может связать нас. И демонов Лагаша вновь будет трое, как прежде.
Все еще улыбаясь, проговорил:
— Красавицу ты оживил своей кровью, Эррензи из Ниппура.
— Тику моя! — ответил чужак, и голос его звучал так же резко, как прежде.
Лабарту кивнул — знал, это так, — и продолжил:
— Раздели со мной то, что принадлежит тебе, а я разделю с тобой то, что принадлежит мне, и не будет повода для вражды.
И ветер у воды, и шорох травы, и даже стук сердца, — замерли, словно замерло время.
Потом чужак крикнул:
— Она моя! И только попробуй!..