— Кто ж об этом не знает? Может, Татану и все дела теперь тебе передаст, раз отправил вместо себя в плавание и хочет с тобой породниться.
— Что только не расскажут. — Лабарту отставил чашу и поднялся на ноги. — Может так, а может, и нет. Только время покажет.
3.
Он проснулся от того, что кто-то откинул занавесь и скользнул под тростниковый навес. Порыв воздуха коснулся лица. Запах остывающей земли, неукротимой реки и осенних ночных цветов… Ветер переменился, и слышались мерные удары весел, скрип уключин. Этот час в ночи — самый темный, час, когда закат давно позади, а утро настанет еще нескоро. В это время дикие звери выслеживают добычу в степи, а люди опасаются выходить из дома. И если уж приходится отправиться в путь — шепчут слова молитв и делают охранительные знаки, едва переступив порог.
Так кто же пришел сюда в такое время?
Лабарту не шелохнулся, лежал все так же, молча, глядя из-под опущенных ресниц. Темнота — не помеха для экимму, и он ясно видел женщину, застывшую возле занавеси. Под покрывалом не разобрать очертаний фигуры, лица не видно, но разве ошибешься? На корабле не было других женщин. Только Нидинту.
— Я тебя не звал, — сказал Лабарту и сел — легко, одним движением.
Девушка вздрогнула, но не убежала. Лабарту слышал, как стучит ее сердце, испуганно, торопливо.
Он думал, что Нидинту не ответит, но та повела плечами, и покрывало соскользнуло на пол.
— Я пришла без зова, — прошептала она еле слышно и шагнула вперед.
Волосы ее были острижены — едва доставали до плеч. И одета была как все рабыни в доме Илку — в простую рубашку до колен. Ни вышивки, ни украшений, лишь на шее амулет на кожаном шнурке. И даже в темноте Лабарту видел клеймо у нее на плече.
— В доме моего прежнего господина было много рабов. — Нидинту сделала еще шаг и опустилась на колени возле Лабарту. Ее голос шелестел, словно ветер в тростниках. — Но все же он выделял меня среди прочих и часто звал в спальные покои. А мой новый господин взял с собой лишь троих, и среди них я — единственная женщина.
Нидинту потянулась, ухватив полы своей рубашки, стянула ее через голову. И так и осталась сидеть, обнаженная, неподвижная.
Тело ее еще не знало материнства, груди были округлыми, но высокими, манили прикоснуться. Стройная и сильная, привыкшая к работе… И этим Нидинту была похожа на жительниц степи, кочующих следом за стадами. Но, глядя на нее, Лабарту не сомневался: многие поколения ее предки жили в Шумере. Широкое лицо, тонкие черты и огромные глаза — такова внешность черноголовых, и Нидинту была такой же.