— Я принял решение. Суд окончен. Янус Кеннон будет низведен до состояния сервитора.
Алессио Кортес негромко, но затейливо выругался. Мендоса кивнул:
— Библиариум получит Кеннона, как только тот услышит приговор. — Повернувшись к капитану Икарио, он добавил: — Процесс лишения разума очень болезненный. Не буду лгать тебе, брат. Но он милосердно недолог. Это я могу тебе обещать.
Измаил Икарио не ответил. Он опустил выбритую голову на руки, локтями опираясь на хрустальную поверхность стола.
Магистр кузницы Адон вставил замечание монотонным машинным голосом:
— Врожденные таланты Кеннона все еще могут быть использованы. Они не должны быть утрачены. Как боевой сервитор, он прослужит Ордену тысячу лет и к выводу из эксплуатации, возможно, сотрет пятно со своейчести.
— Будет смыта эта вина или нет — решать одному лишь Императору, — отметил Томаси.
— Измаил, — сказал Кантор, — приведи брата Кеннона в либрариум завтра на рассвете. Сделай это тихо, пока остальные твои воины будут проводить утренние ритуалы. Сообщите им уже тогда, когда все закончится. Я хочу, чтобы с этим делом было покончено как можно скорее. Оно не должно бросить тень на траурную службу в честь погибших.
— На рассвете, — тихо повторил Икарио. — Я прослежу за этим, лорд.
На мгновение над хрустальным столом вновь воцарилась тишина. Затем Кантор встал и официально закончил заседание, распуская членов Совета. И подумал, что совсем скоро они снова вернутся сюда.
Кантор с Кортесом вышли последними.
Пока магистр и капитан шли по мрачным, освещенным лишь свечами коридорам крепости мимо темных альковов, где на вечной страже стояли каменные изваяния героев прошлого, Кортес спросил своего старого друга:
— Подумай о славе, о выстреле, который сразит врага, и о неведении, что эту тварь Маг-Кулла защищает какая-то технология. Неужели ты сам не выстрелил бы?
Магистр Ордена нахмурился:
— Алессио, ты уже знаешь мой ответ на этот вопрос.
— Уверен, что знаю, — мрачно отозвался Кортес. — Как и ты, конечно же, знаешь мой.
— Разумеется.
Они двинулись дальше, плечом к плечу, несколько шагов не проронив ни слова, пока не дошли до разветвления коридора, где должны были разойтись. Личные покои Кантора располагались высоко, на самых верхних Уровнях твердыни, и ему нужно было пройти много сотен ступеней. Процесс восхождения часто помогал Педро очистить разум, и он знал, что сейчас эта чистота мыслей была ему нужна, как никогда.
Прежде чем друзья разошлись в разные стороны, Кантор положил руку на плечо Кортеса и сказал:
— Во имя примарха, Алессио, никогда не ставь меня перед таким выбором. Суд над тобой, такой же как над братом Кенноном, уничтожит меня.