На этой фразе я встаю и выхожу из переговорной. Меня никто не окликает, все настолько увлечены беседой, что на мое отсутствие кажется, никто особого внимания не обратит. Как до того не обращали внимания на мое присутствие. Не спрашивали моего мнения и даже не пытались узнать, как я чувствую себя после этой истории.
Из главного действующего лица я быстренько превратился в обездушенный предмет, который, с одной стороны, грозит оставить пятно на репутации, с другой – может кратковременно нехило поднять рейтинги и тиражи.
Я был уверен, что эти милые люди еще через час такой увлекательной торговли подумают: не оставить ли все как есть? Давайте сюда этого вашего Малофеева, не так уж он и плох, в самом деле.
Возможно, кто-то робко и поинтересуется, что в таком случае делать со мной. И руководство канала предложит быстренько сбагрить меня в тюрьму. С наркотой в кармане и несчастным психиатром Львовичем в качестве сообщника – чтобы избежать «удара по репутации». Но в любом случае все это будет уже без меня. Для меня эта история закончилась.
«…принимая во внимание случившееся и реакцию наших телезрителей, руководство канала считает невозможным дальнейшее сотрудничество с Владимиром Богдановым в качестве ведущего социально-политических программ…»
– В общем, позор пьянице и дебоширу! – Макс откладывает газету на край стола, надевает темные очки и подставляет лицо последним солнечным лучам этой осени.
– А чего ты ждал? Признаний канала, что у них целый месяц эфир вел непонятно кто, а потом угодил в ментовку с наркотиками, и контракт с ним пришлось расторгнуть? Тогда выходит, что наркоман – не этот «непонятно кто», а глава канала. Или руководитель программы, или они оба.
– А что значит эта лицемерная концовка «в качестве ведущего социально-политических программ»? То есть вести другие программы они тебе могут доверить?
– Не знаю, про собачек, наверное, можно будет, или про ремонт в квартире.
– Выходит, они себе оставляют «щель в двери», чтобы, допустим, через год сделать тебе предложение вернуться?
– Не смогу, – улыбаюсь через силу. – Я больше никогда не смогу встать на этой площадке перед камерой.
– Почему? Что еще за игривая театральность у нас появилась?
– Хотя бы потому, что точно буду знать: один из тех, кто смотрит эфир, самый внимательный зритель – он.
– Напишешь об этом? – Он делает маленький глоток кофе. – Знаешь, говорят, плохой сон нужно кому-то рассказать, чтобы не сбылся. Расскажи его своим читателям.
– То есть делиться этим с психиатром – слишком интимно, а рассказать сотне тысяч читателей в самый раз? – Я через силу улыбаюсь.