На всенощной отец Максим сел на скамью в самый угол, а потом Сергей его потерял из виду. Не нашел его ни в монастыре, ни на Канавке, ни дома.
Когда Сергей ужинал, на кухню зашла девушка лет 17-ти. Сергей видел ее раньше, бродя по Дивееву. Она всюду была одна, со своим рюкзачком, в платке-бандане и рыжими пушистыми волосами по плечам. Она постоянно улыбалась. Никому и ничему, безо всяких причин, глядя под ноги — но улыбалась. Девушка извинилась, поставила чайник на огонь и присела к столу, опустив глаза.
— Тебя как зовут, милое дитя?
— Ирина, — ответила она чуть смущенно.
— Откуда ты?
— Из Мурома.
— Здесь впервые?
— Что вы? Я сюда к Царице Небесной и к батюшке Серафиму почти каждый месяц приезжаю.
— Одна?
— Да, я в семье одна такая… верующая.
— Почему же я тебя в доме не видел? Ты где тут разместилась?
— Да в сенях, в сарайчике. Я всегда там на старой кушетке сплю.
— Тяжело тебе, Ириш?
— Нет… Сейчас уже нет.
— Вот возьми постных пирожков. С повидлом. Они еще теплые.
— Спаси вас Господи.
Сергей поужинал и прилег отдохнуть. Потом встал и написал в блокнот стих:
По городу нашему ангел ходит
По скверу зелёному, что у пруда,
По детской площадке, куда приводит
Пушистых щенков своих детвора.
По городу нашему девушка бродит
В светлом платьице с рюкзачком
И солнце на хрупких плечиках носит
В струистом потоке волос золотом.
Откуда сошла? Куда поднимаешься,
Не возмущая покоя эфир?
Каких избранников ты впускаешь
В сказочный свой, таинственный мир?
О, сколько же надо слёзок пролить
В одинокие ночи черные,
Чтобы так щедро улыбки дарить
Прохожим, печалью скованным.
Сколько же горечи надо испить
С детства мамой балованной,
Чтоб доброе сердце свое сохранить
В мире, железом скованном.
…По городу нашему ходит весна —
Девушка, солнцем целованная…
«Как твоё имя, дитя?» — «Тишина»
[1] —
— «Не покидай нас!» — «Ну, что вы!..»
Ближе к полуночи пришел монах и долго извинялся перед хозяевами, что заставил стариков волноваться. Заглянул к Сергею и шепнул: «Я трижды по Канавке прошел. Пойдем на Казанский источник, окунемся?» Пошли. Окунулись. Оба сияли.
Ночью Сергею привиделся сон. В самом конце Богородичной Канавки в развевающейся черной мантии стояла Царица Небесная. Она с любовью взирала на проходящих мимо Нее молитвенников. Увидев Сергея, Богородица грустно по-матерински улыбнулась и тихо произнесла: «Не обижай Мою Наташу. Не делай Мне больно». Сергей рухнул на колени и в страхе упал лицом на мокрую брусчатку.
Во время воскресной обедни Сергей неотрывно смотрел на образ «Умиление» и сотни раз повторял: «Пресвятая Богородица, прости и спаси меня, грешного». В это время к отцу Максиму трижды подходили пожилые монахини и просили снять грязную тряпку с головы. Он кланялся, просил прощения и отходил в сторону. Наконец, его вывели из собора, и он встал вплотную к стене, с трудом скрывая довольную улыбку. После литургии они пообедали, вздремнули с полчасика. Неугомонный отец Максим встал первым и грузно прошел на кухню попить чайку. К нему подтянулся Сергей. Старики засыпали монаха вопросами, он еле отбился: «Дурак я, чего с меня взять». Сергей нанял частную машину, и они съездили на Цыгановский источник, да еще на обратном пути — на Явленский.