— Ты, Валь, всегда думаешь нас, — констатировал Борис, как-то странно вывернув рекламный слоган.
За оливковыми стеклами витражей опускалась нежная летняя ночь. После молниеносного дождя заметно посвежело, и душистые воздушные волны закатывались в распахнутые настежь двери. Художник увлеченно водил по холсту длинной кистью, то приседая, то поднимаясь во весь рост. Он пыхтел и бурчал, напевал что-то под нос, то вдруг принимался громко сопеть. Писатель щелкал по клавишам ноутбука, прихлебывая чай, изредка брал амбарную книгу и записывал что-то для памяти карандашом.
А в это время по липовой аллее шли поэт с девушкой и говорили, говорили…
— Сережа, признайся, белый костюм ты надел в мою честь?
— Увы! Просто… Знаешь, как говорится, женщине нечего надеть, когда кончается модное, а мужчине — когда кончается чистое. Мое последнее чистое намокло под дождем, а это из реквизита.
— Ну, почему ты меня все время осаживаешь, как наездник лошадь?
— А ты не бросайся в галоп…
— Ладно, не буду… Мне как, лучше рысцой?
— Иноходью… Нет — шагом!
— Сережа, ты любил кого-нибудь?
— А как же? У меня было где-то тридцать любовей. Каждая избранница клялась на крови, что она навечно.
— И почему же вы расставались?
— По простой причине: женщина отказывалась подчиняться мужчине. И даже наоборот, чуть ли не со второго свидания начинался процесс моего подчинения. Этого я, как мужчина, допустить не мог, в результате — «вечная любовь» растворялась и улетучивалась, как дым. А вообще-то я влюбчивый.
— Не заметно. А я впервые.
— Зря. Это так приятно. Особенно, когда нераздельно и безответно.
— А по-моему, это страшное мучение. Я этого боюсь.
— Тебе вообще в этой жизни ничего бояться не стоит.
— Правда? Почему?
— Потому что… Потому что у тебя есть всё: папа…мы…
— А ты?
— …И я.
— Да?
— Ну, да…
— Хорошо. Это очень хорошо. Ах, как хорошо!
— Гм-гм! — прозвучало ударом хлыста по голенищу.
— Вернуться к шагу?
— Да, если можно.
— Слушай, а чего ты так боишься?
— Это не страх. Это — опыт. Что резво начинается, то быстро кончается.
— Значит, ты не хочешь, чтобы кончилось?
— Нет. Мне вообще нравится, когда только начинается и не кончается никогда.
— И мне тоже.
— Тогда все нормально. Мы пришли к полному кон… консоль…консенсусу!
— И что дальше?
— Мне стихи писать, тебе — слушать и оценивать. Ну, там, ежели пельмешки или еще чего из салатов — тоже не лишнее.
— Ах ты… купец-молодец!
— Да вот.
— «Суров ты был. Ты в молодые годы учил рассудку страсти подчинять. Учил ты жить…»
— Стоп! Там дальше галиматья. Не стоит ее повторять.
— Счастье и свобода по-твоему галиматья?