— Давно?
— По меркам вечности — секунды. По человеческим — вечность.
— Не понимаю.
— Значит и не надо. Незнание — сила! Павлу Фивейскому стоило узнать только первую строчку из Псалтири и ушел он в пустыню, и стал выше самого Антония Великого. А иной все энциклопедии в голову себе утрамбует, ну все знает… А спроси его, что с ним будет, когда ангел смерти через минуту возьмет его душу, и услышишь какую-нибудь галиматью про астралы, буддийскую нирвану и воландовский покой. Сколько я этого наслушался!.. Знаешь, человеческий разум без просвещения Духом святым настолько элементарен и предсказуем, что вряд ли он может обмануть даже первоклассника воскресной школы. Откроет такой умник рот, а ты уже заранее знаешь, что он скажет. И что за его словами стоит. Или кто…
— Говоришь, «незнание — сила»? Это звучит парадоксально.
— Так христианство и есть величайший парадокс человечества. У нас все наоборот. Все противоположно мирскому. Вместо смеха — плач, вместо богатства и процветания — ничтожество, от славы бежим, от похвалы отшатываемся. Вместо осознания успешно прожитой жизни — «где сатана, там и я буду» Пимена Великого.
— Скажи, странник, ты об этом размышляешь в пути?
— Нет, Сергей, я вообще не размышляю. Молюсь и созерцаю. Когда хорошо, плачу; когда плохо, славлю Господа… — внезапно замолчал, будто что-то недоговаривая.
— Что? Что еще? — спросил Сергей.
— Так… тени прошлого… знаешь, брат, иной поступок за пару секунд совершишь, а каяться приходится столько, что тебе, христианину от рождения, и представить невозможно. Может быть потому, что именно с тобой этого не случалось.
— Ты откуда-то знаешь мое имя. Может, свое откроешь?
— Иосиф.
— Мне кажется, тебе, Иосиф, пришлось много пройти. Где ты успел побывать?
— Везде, — вздохнул тот. — И не раз. Так вот и хожу, год за годом… только от себя никуда не уйду: «грех мой предо мной есть выну». Крест — это такая ноша!..
Иосиф вынул из-за пазухи темный крест из цельного куска дерева, приложился к нему и приблизил к лицу соседа. Касаясь губами гладкой поверхности плотного дерева, Сергей вдохнул тонкий аромат, который через ноздри сразу проник в грудь и разлился там приятным теплом.
— Это часть того креста… Самого главного. Чего только с ним не происходило. Я его в огонь бросал, в воду. Крали его у меня. Продавал… А он всякий раз ко мне возвращался. И жег мне сердце, и лечил его. Видимо, и на Страшном суде мне с ним в руках стоять.
— А как он тебе достался?
— Обычно: с мусорной свалки. Той самой, где его потом целиком обнаружили. Я отщепил часть и вырезал его себе на память.