Желябов (Воронский) - страница 21

Так появились бунтари-народники. В противовес Просветителям-шестидесятникам, еще не отделявшим Социализма от политики, бунтари резко их противопоставили друг другу. Отрицательное отношение к политической борьбе отчасти питалось также разочарованием в "эпохе великих реформ" и всеобщей реакцией. И в иных многих отношениях бунтари отличались от нигилистов-шестидесятников. Вместо естественных наук теперь увлекались социологией и экономикой. Вместо организации проповедывались стихийные восстания; вместо разума — инстинкт. Бакунин отрицательно смотрел на науку; по его мнению, — она служила только угнетению. Бунтари-бакунисты считали, что для работы в народе не требуется особых знаний, надо лишь верить в социальную революцию; цивилизация же подлежит коренному разрушению. Критически-мыслящая личность растворялась в народной стихии.

Однако не все революционные интеллигенты той поры разделяли эти взгляды. Бакунистам себя противопоставляли лавристы.

Лавристы сходились с бакунистами в утверждениях, что надо стремиться к социальной революции, что она неизбежна в России и что она устранит экономическое неравенство. Согласны они были с бакунистами и в оценке нашей общины. Политическую борьбу лавристы тоже отрицали в пользу социализма. Но бакунисты, надеясь вполне на крестьянскую стихию, признавали ненужной длительную и обстоятельную революционную, просветительную и организационную работу в массах; между тем, лавристы ее выдвигали на первый план. В противовес стихийности, инстинктам, чувству лавристы с особой настойчивостью отмечали значение личности и разума в исторических процессах. Лавров создал своеобразную философию истории.

— Может быть, — писал он в своих знаменитых "Исторических письмах", — в общем строе мира явление сознания есть весьма второстепенное явление: но для человека оно имеет столь преобладающую важность, что он всегда прежде всего делит действия свои и подобных себе на действия сознательные и бессознательные…

Мы никогда не можем устранить иллюзии, что человек сознательно и свободно ставит себе известные цели, пусть наука и убеждает человека в противном.

Отсюда:

— Закон хода исторических событий оказывается с этой точки зрения определенным предметом исследования: надо уловить в каждую эпоху те цели, умственные и нравственные, которые были в эту эпоху сознаны наиболее развитыми личностями, как высшие цели, как истина и нравственный идеал; надо открыть условия, вызвавшие это миросозерцание… тогда от пестрого калейдоскопа событий исследователь неизбежно переходит к закону исторической последовательности…