В голове билась только одна мысль: Я не хочу смотреть, не хочу! Не хочу ничего видеть!
Но она не могла не смотреть. Такое впечатление, что от нее уже ничего не зависело. Как будто сильная невидимая рука поворачивала ей голову… а снаружи выл ветер, и задняя дверь билась о деревянный косяк, и где-то хлопал незакрепленный ставень, и пронзительный, леденящий сердце собачий вой снова вонзился в черное небо октября. И вот Джесси уже смотрит в дверь кабинета, и – как и следовало ожидать, – там стоит он. Ночной гость. Высокая сумрачная фигура нависает над креслом Джералда. В темноте его белое узкое лицо напоминает растянутый по вертикали череп. У ног темнеет квадратная тень – чемоданчик.
Она набрала полные легкие воздуха, чтобы закричать, но крика не получилось – только какой-то сдавленный присвист, как у чайника со сломанным свистком: Ашшшшшаааааааааашшшш.
Только свист и больше ничего.
Где-то там – в другом мире – у нее по ногам текла горячая струйка мочи. Это был уже своего рода рекорд – писать себе в штаны второй день подряд. В том, другом мире дул сильный ветер, и дом подрагивал и скрипел. Голубая ель снова ударила веткой в западную стену. Кабинет Джералда был как сумрачный остров пляшущих теней, и Джесси никак не могла понять, что она видит на самом деле, а что ей только мерещится…
Снова завыла собака – пронзительно, страшно. И Джесси подумала: Он здесь, можешь не сомневаться. Ничего тебе не мерещится. Вот и собака снаружи его тоже чует. Так что тебе не мерещится.
Словно для того, чтобы рассеять ее последние сомнения – если таковые еще оставались, – темный гость вытянул шею вперед, как бы пародируя любознательного ребенка, и Джесси ясно увидела его лицо. Хорошо еще, что всего на секунду. Это было лицо потустороннего существа, которое пытается маскироваться под человека, но без особых успехов. Во-первых, неправдоподобно узкое; Джесси в жизни не видела у людей настолько вытянутых и узких лиц. Нос казался не толще лезвия бритвы. Высокий лоб выдавался вперед и нависал над бровями наподобие какой-то карикатурной луковицы. Тонкие узкие брови – как две перевернутые буквы V. Глаза – как два черных кружка. Пухлые губы цвета сырой печенки, как будто надутые и поджатые одновременно.
Нет, не поджатые. Джесси вдруг поняла это с той слепящей и четкой ясностью, которая иногда пробивается внутри замкнутой сферы предельного страха наподобие светящейся спиральки внутри электрической лампочки. Не поджатые, а растянутые в улыбке. Оно пытается мне улыбнуться.
Потом оно наклонилось, чтобы поднять чемоданчик, и – к несказанному облегчению Джесси – его узкое нечеловеческое лицо скрылось из виду. Джесси попятилась и опять попыталась закричать, но крика снова не получилось – только сдавленный хрип. Стон ветра над скатом крыши был и то громче.