В дверь постучали, и первой реакцией Джесси был – как всегда – инстинктивный страх. Она испугалась буквально на миг, страх почти сразу прошел… но он все-таки был.
– Мэгги, это ты?
– А кто же еще, мэм.
– Входи.
Меган Лендис, домработница, которую Джесси наняла в декабре (когда ей пришел первый чек на солидную сумму из страховой компании), вошла в комнату со стаканом молока на подносе. Рядом со стаканом лежала маленькая таблетка: розовая с серым. Стоило Джесси только взглянуть на стакан, как ее правое запястье жутко зачесалось. Такое случалось не каждый раз, но достаточно часто. Хорошо еще, что прекратились судороги и эти кошмарные боли, когда тебе кажется, что с тебя по-живому сдирают кожу; а ведь еще незадолго до Рождества Джесси начала уже всерьез опасаться, что ей теперь до конца жизни придется пить из пластиковых стаканчиков.
– Как твоя правая лапка? – спросила Мэгги, как будто Джессина чесотка передалась и ей посредством некоей сенсорной телепатии. И Джесси совсем не считала такую идею бредовой. Ее иной раз немного пугали вопросы Мэгги – как и ее потрясающая интуиция, – но она никогда не считала, что все это вздор и бред.
Больная рука – лежащая на столе в ярком луче солнца, который отвлек Джесси от работы за компьютером, – была затянута в тугую черную перчатку с подкладкой из какого-то мягкого пластика, который уменьшает трение. Джесси подозревала, что эту антиожоговую перчатку – а это была именно антиожоговая перчатка – разработали специально для военных нужд и наверняка опробовали в какой-нибудь горячей точке. На какой-нибудь грязной войне. Только не думайте, что из-за этого Джесси было противно носить перчатку или что она была неблагодарной. На самом деле она была преисполнена самой что ни на есть искренней благодарности. После третьей пересадки кожи понимаешь, что благодарность – это одна из немногих защит от безумия, на которые можно безоговорочно полагаться.
– Очень даже неплохо, Мэгги.
Мэгги приподняла бровь почти на уровень «я тебе не верю».
– Правда? Если все три часа кряду, пока ты тут сидела, ты без остановки стучала по клавиатуре, то ей уже впору петь «Аве Мария».
– Я что, действительно три часа тут сижу?! – Джесси взглянула на часы и убедилась, что это правда. Потом посмотрела на монитор и с удивлением обнаружила, что заканчивает уже пятую страницу документа, который она начала только сегодня. Она села писать после завтрака, а теперь было уже почти время обеда. И что самое удивительное – пусть Мэгги ей и не верит, – но она сказала чистую правду: рука действительно не болела. Во всяком случае, не так сильно, как могла бы болеть после трех часов непрерывного печатания. Если бы Мэгги не принесла таблетку, Джесси, наверное, и не вспомнила бы о том, что ей пора принимать обезболивающее. Еще час как минимум она бы смогла обойтись без лекарства.