-- Достоевскому памятник есть, -- подсказал Авалс. -- Уже несколько лет как стоит. Я в ту пору ещё в школу бегал.
-- Небось, посреди площади втюхали...
-- На площади. Но не в середине, а так, с краешку. Там, где улица Правды начинается.
-- Упаси боже от такой правды, -- поёжился тщедушный, и массивный его недруг, кажется, впервые проворчал что-то согласное, хотя подумал, всё-таки, о другом.
-- Закоулки тёмных душ были перед ним открыты, а вещей простых, всякому понятных, сумрачный российский гений не знал и не любил. И город наш видел только с теневой стороны, а в остальном ляпсусы делал преуморительные. Ведомо ли вам, милостивые государи, что название величайшего петербургского чуда принадлежит перу Фёдора Михайловича? Я говорю о белых ночах, тех самых, что так опьянили нашего молодого друга. До этого был таинственных ночей прозрачный сумрак. А волшебные слова "белая ночь" впервые сказаны по-русски Достоевским. А вот какова она, белая ночь, под пером Достоевского? Ну-ка, припомните... эх, да вы же неграмотные оба, один только крамолу между строк искать может, а второй прост, как вор-рецидивист. Ну, слушайте: "Была чудная ночь, такая ночь, которая разве только и может быть, когда мы молоды, любезный читатель. Небо было такое звёздное, такое светлое небо, что, взглянув на него, невольно нужно было спросить себя: неужели же могут жить под таким небом разные сердитые и капризные люди?" -- а теперь скажите, любезные слушатели, какие такие звёзды привиделись великому писателю в разгар белых ночей? В эту пору внимательный взгляд разве что одну Венеру может заметить.
-- Чистоговорка у него красивая, -- не в тему произнёс Авалс. -"Неужели же могут жить", -- если бы ещё вместо "могут" -- "можут" стояло, совсем хорошо было бы.
-- Я же говорил, -- вновь загудел угловатый, -- что он не писатель,
а перерожденец и скрытый троцкист. Никакой правды жизни, одно буржуазное разложение.
-- В лоб вам, что ли, дать? -- риторически вопросил хлюпик. -- Не сильно, а так, чтобы мысли в башке в правильном порядке улеглись. Не писал Достоевский природы никогда! Это герой его психованный видит звёзды, когда их на небе нет. Он на жизнь как бы из глубины колодца смотрит. Не звёзды у Достоевского, а тени звёзд. Литературщина, если угодно. Раз ночь -- изволь звёзды живописать. Правда жизни тут ни при чём, тут властвует правда затенённого сознания. Белая ночь не интересовала Достоевского ни капельки, её он если и видел, то не разглядел.
-- Зачем же тогда писал? -- тихо спросил Авалс.
-- Так он и не писал! -- радостно подхватил реплику плюгавый. -- Оно само произросло. Достоевский с французского переводил. Есть во французском языке такая идиома: "nuit blanche" -- в буквальном переводе -- белая ночь или ночь, проведённая без сна. Засиделся за картишками до утра, вот тебе и белая ночь. Достоевский писал вовсе не о петербургском чуде, а о тех, кому не спится в ночь глухую...