-- И крик кирки,
Хил или лих,
А рушит тишь. Ура!
Сбоку подсунулся призрак с моднявым абрисом.
-- Хит! -- возгласил он. -- Стон нот стих!
-- Чего это они? -- не надеясь на ответ, вякнул Авалс.
-- Не берите в голову, -- неожиданно ответил один из призраков. -Поэты промеж себя разбираются. А тот, что сбежал, и вовсе стихотворец, к тому же -- секретарь. А секретарство мстит за себя жестоко, оно чревато деградацией.
-- А вы кто?
-- Я -- писатель, -- сказал человечный и добавил с неожиданной
грустью: -- Тень писателя. Так бывает, живёшь, работаешь и вдруг обнаруживаешь, что ты лишь тень того, что было.
-- Отпустили бы вы меня, -- пользуясь мгновением, попросил Авалс.
-- Куда? Отсюда не уйдёшь. Творчество -- сладкий яд, кто раз его испробовал, не сможет стать прежним. Рано или поздно он вернётся в эти стены.
-- Нет стен, -- возразил поэт.
-- Я не Сократ, я не пил яда! -- закричал Авалс, но его не слушали. Каждый гомонил своё и о своём.
-- Самое прискорбное, -- пророчествовала тень писателя, обращаясь в никуда, -- это вывод, к которому неизбежно приходит всякий мыслящий человек: миром правит зло, и что бы мы ни делали, как бы ни старались ради общего блага, зло всегда окажется победителем.
-- У раба бар -- у!.. пуст суп, худ дух, -- подтвердил поэт и добавил прозой: -- Но тебя я спасу. Ты будешь моей тенью, и зло не коснётся тебя.
-- Я не хочу!
-- Да кто ж тебя спросит... -- в унисон ответили прозаик и рифмач.
Авалс дёрнулся, но заклинание впечатало его в стену прочней офсетного тиснения.
-- Послушивай! -- последний раз донеслось с Заячьего острова и
замолкло до следующей ночи.
И тут в порыве отчаяния Авалс нашёл выход.
-- Не буду! -- закричал он и добавил экспромтом рождённое заклинание: -- У тени тени нет и нету!
Ноги враз стали проворны, Авалс кинулся наутёк.
-- Стой, Отс! -- метнул домашнюю заготовку поэт, но поскольку Авалс не имел никакого отношения к артистам оперетты, заклинание не сработало. Домашним заготовкам вообще свойственно подводить авторов. Возможно, платонствующая тень, возмечтавшая о собственной тени, сумела бы изобрести что-то покруче, но стихотворец-секретарь, в котором зависть пробудила забытую способность к творчеству, высунулся из ниоткуда и, заикаясь, вскричал:
-- Но! Б-биги, гиббон!
-- Ату шута! -- взревело благородное собрание.
Авалс бежал быстрее газели, спешащей в родной гараж. Скорее всего ему не удалось бы спастись, но какой-то секретарский подпевала визгнул вслед: "Дёру, урод!" -- и преследователи, рассеянные, как все тени, отвлеклись, обрушившись на бездаря, которому теперь до скончания века предстоит носить издевательскую кличку "Урёд". Орфографическую ошибку секретаря деликатно не заметили.