Дрееру, однако, в этой молчаливой тираде важно лишь одно слово.
«Ганса?»
«Меня называли раньше Ганс Трубадур», – звучит в голове другой, уже хорошо знакомый голос.
Крысолов выходит из-за ширмы. Вид у него по-прежнему нахальный, но уже несколько помятый. Удар «Молота» Игоря Теплова даром не прошел.
Кричаще-пестрый наряд Флейтиста, который смотрелся таким вызывающим на городских улицах, в этих стенах выглядит строгим и сдержанным.
Дмитрий разворачивается к противнику.
«Не пытайся, – говорит Крысолов. – Поединок все равно мой. У нас много, очень много свидетелей. Целая сотня и даже больше».
«Кто эти свидетели?» – Дреер осторожно приближается к Флейтисту.
Если тот сумел предугадать «Атор», то прочтет скорее всего любое заклинание. Однако чем опытнее Иной, тем больше он полагается на Силу… и тем меньше ожидает всех остальных неприятностей. Так наставлял дон Рауль. Вот почему Инквизиторам не устают приводить примеры, что порой и Высшие маги терпели поражение, получив банальный удар тяжелым предметом по голове.
Убить Крысолова не выйдет, но можно неожиданным выпадом перебить гортань – и тот не сможет произносить заклинания. Если у них всех воссоздается человеческая физиология, этим надо хотя бы воспользоваться.
«Когда-то меня учили в церковной школе, что свидетель и мученик – одно слово», – отвечает Крысолов. Словесник мгновенно вспоминает два преподаваемых на курсах мертвых языка. Все верно, в древнегреческом именно так.
Дреера осеняет страшная догадка. Преступников тянет на место их преступления. А этот Флейтист – один из первых серийных убийц в истории. Он же ненормален! А что, если он веками похищал соответствующих его больному замыслу Темных детей, чтобы воссоздать старый Гамельн со всеми жертвами? Промывает им сознание, стирает память, и дети уже не понимают, в каком веке и в каком мире они живут.
Но при чем здесь тогда старая индийская ведьма? Где, как они сошлись?
«А кто их мучил, не ты ли?» – спрашивает Дреер Крысолова.
Тот не торопясь устраивается на низком… то ли стуле, то ли табурете без спинки. Вытягивает вперед одну ногу, подворачивает другую. Шевелит острым носком башмака.
«Я хотел, чтобы моя флейта звучала как гармония самой жизни, – говорит Крысолов. – Я научился брать Силу, играя на инструменте и не ввергая людей в бесчинства, как делают это многие другие дети Тьмы…»
«Гуманно!» – не выдерживает Дреер.
Крысолов продолжает как ни в чем не бывало.
«Силы, которую я мог взять, недоставало для настоящей мелодии. Такой, чтобы повелевала всеми сердцами без исключения…»
Да ты, дорогой мой, не только Крысолов, но еще и Парфюмер, думает словесник, не закрывая мыслей. Закрыть их от Высшего он не смог бы все равно. Тем не менее Флейтист не в состоянии оценить сарказма. Он ушел в Сумрак за шестьсот лет до того, как Зюскинд написал свой роман.