Том 2. Машины и волки. Повести. Рассказы (Пильняк) - страница 8

Там он и молится, там он и верит,
Там он и мочится, там он и с…

Вот примерная биография каждого. – Родился или под тулупом в деревне («одевал» в обиходе у мужиков не полагалось), или под тряпкой из ситцевых лоскутьев (одевало), или в родильном отделении земской больницы, где в коридоре дренькал на балалайке дворник. Мать встала после родов на третий день и кормила грудью (да жеваной баранкой в праздник) два года, чтоб не заботиться о пище и чтоб самой не забеременеть вторым, избави бог (примета есть: коль кормишь грудью, не засеешься). Недели через три после рожденья он получил первый подзатыльник, а потом к годам семи познал все виды порока и истязаний, и кнутом, и ухватом, и поленом, и ночи на морозе, и без хлеба сутки, и носом в собственный помет (за битого – двух небитых дают). Иной раз, лет с семи, его ведут в училище, но часто и в подпаски, и в мальчики в трактир, иль караулить кур и младших братьев, – он учится всю жизнь пословицей: – весь век учись, а дураком умрешь. Годам к пятнадцати он в совершенстве научился, где надо, шапку снять и поклониться в пояс. Годам к семнадцати пьяной бабе он отдал девственность (тогда, той ночью их было пятеро у ней), и пел под тальянку и под водку той ночью – тоской о земь – о том, что:

Я у тяти пятая, у мила десятая, –
Ничего нас так не губит, как любовь проклятая! –

и если тогда, той ночью о земь, порыться у него за ребрами, где, по его понятиям, находится его душа (ребра той ночью были здорово помяты приятелями), то там найдешь и мелкое воровствишко, и предательство, и трусливый страшок перед миром и его злой непонятностью, и верное уже знание, что на земле надо голову к земле держать и помнить, что самое верное, если «моя хата с краю, – ничего не знаю», и этакую добродушную русскую, ленивую жестокость – посмотреть, что будет с кошкой, если ее повесить за хвост на дерево?.. К девятнадцати годам он женился, тогда начинается жизнь, надо работать изо всех жил, чтобы скотину можно было великим постом держать, подвязывая к потолку веревкой, чтобы прокормить ребят, чтоб платить подати, – надо было работать и кланяться – всем и на всех, шапки можно было не иметь, ибо всем надо было – пред всеми – шапку ломать. В праздники – пироги, водка да битая жена, да песня о земь, – а в понедельник – тяжелый день – похмелье, когда лучше голову в петлю (и статистикой[2] установлено было, что убивали больше всего в праздники, а вешались – по понедельникам). Так шло двадцать пять лет, подрастали сыновья (и били иной раз отцов и матерей за битое свое детство), – и приходила смерть. Хоронили на кладбище и ставили деревянный крест с надписью: