Всю ночь он проворочался, вспоминая встречу, ругая сам себя: "Да что же, баб у меня не было, что ли?" - и тут же признаваясь "Таких не было. Это настоящая, нетраченная".
И на работе не мог прийти в себя. Как всегда ходил, кидал деревянной лопатой на транспортер вываленную самосвалами свежеобмолоченную рожь, отгребал текущее из шнека высушенное зерно: чистое, желтое, горячее. Привычно ни о чем не думал, но был какой-то квелый, словно после сильного похмелья. Несколько раз влез, не глядя, под струю воздуха из барабана, которая накидала за шиворот колючей половы и замусорила глаза.
После работы отправился к Любахе - шалой бабенке, известной всему району, и на полный аванс купил литровую бутыль самогона. У Любахи можно было бы на ночь остаться, как случалось прежде, но Василию стало противно. Стара Любаха, на десять лет старше его, и воняет от нее кислятиной. Забрал бутылку и пошел домой. Совхозная развозка уже уехала, пришлось переться из усадьбы пешком. Дорогой несколько раз прикладывался к бутылке, дома еще раз приложился для храбрости, пригладил пятерней волосы и пошел к соседям знакомиться.
Дачница стирала белье в проулочке возле дома. Увидав Василия, она поздоровалась и тревожно посмотрела на дверь, верно ожидая оттуда помощи.
- Здравствуйте, - сказал Василий. - Я тут шел мимо и решил зайти. Я сосед ваш буду.
- Да, я знаю, - ответила женщина.
Василий присел на край скамейки. Плохая была скамейка, хлипкая. Закурил. Потом спохватился:
- Это ничего, что я курю?
- Нет, нет, курите.
- Напугал вас давеча, - начал разговор Василий. - Вы меня не бойтесь, я сам всех боюсь, и вас тоже.
- Нас-то зачем бояться? - женщина уже успокоилась, но говорила нарочито громко, чтобы услышали, наконец, в доме.
- Я в совхозе работаю, на хлебе, - говорил Василий. - Зарабатываю хорошо. Могу и больше, но не хочу ломаться. Телевизор купил цветной, Василий вдруг испугался, что его уличат во вранье, и добавил: - Как антенну поставлю, приходите смотреть. Ни у кого в деревне цветного нет.
- Спасибо. Только нам в городе телевизор житья не дает.
- А вы здесь отдыхаете...
- Да, в отпуске.
- Большой отпуск?
- Сорок восемь дней.
Василий присвистнул.
- Это кому же столько дают?
- Учителям.
- И муж тоже?
- И муж.
Василий прикурил от окурка вторую папиросу. Учительница, значит. Он посмотрел на пухлые руки соседки, перебиравшие в тазике детские одежки. Сам бы и не догадался. Культурная, значит. А он-то разлетелся...
Из дома вышел муж, тоже поздоровался, присел на другой конец скамьи.
- Поговорить зашел, по соседски, - сообщил Василий.