Поумрой остолбенел.
– Вы давали хинин Джону Эйрдри! – вскричал он, когда к нему вернулся дар речи. – За моей спиной! – Голос хирурга сорвался на визг. Он кипел от злости, причем не только на саму Эстер, но и на вступившегося за нее больного.
Затем новая мысль поразила доктора Поумроя.
– Откуда вы его взяли? Отвечайте, мисс Лэттерли! Я требую, чтобы вы признались, где взяли хинин! Вы что, имели наглость обратиться в малярийный госпиталь от моего имени?
– Нет, доктор Поумрой. У меня у самой имелся запас хинина… очень небольшой, – торопливо добавила она. – На случай лихорадки.
Его трясло от бешенства.
– Вы уволены, мисс Лэттерли! Лечебница не знает покоя со дня вашего появления здесь. Вас приняли по рекомендации леди, которая, вне всякого сомнения, благосклонно относилась к вашему семейству. Но она не знала, что сами вы безответственны и своенравны. Оставьте наше учреждение сегодня же! Забирайте все ваши вещи – и ступайте вон! И не вздумайте просить меня о рекомендации. Вы ее не получите!
В палате было по-прежнему тихо. Кто-то шуршал простыней.
– Но она же помогла мальчонке! – запротестовал все тот же больной. – Она была права! Благодаря ей он жив остался! – Голос мужчины был исполнен горя; он наконец осознал свой страшный промах. Больной посмотрел на Поумроя, потом – на Эстер. – Она была права! – повторил он еще раз.
Наконец-то Эстер могла не заботиться о том, какое впечатление производит на Поумроя. Ей уже нечего было терять.
– Разумеется, я уйду, – сказала она. – Но будет очень жаль, если вы из самолюбия не поможете миссис Бегли. Она, право, не заслужила смерти только потому, что совет, как ее спасти, вы получили от какой-то там сиделки. – Эстер перевела дух. – Наш разговор слышала вся палата, и, если вы так ничего и не предпримете, оправдаться вам потом будет весьма трудно.
– Какое вы… Вы!.. – Поумрой побагровел, начал заикаться, а затем и вовсе лишился от бешенства дара речи. – Вы…
Эстер бросила на него испепеляющий взгляд, повернулась к нему спиной и двинулась к койке несчастного больного, так некстати за нее заступившегося. Он сидел, закутавшись в простыню, и лицо его горело от стыда.
– Не вздумайте ни в чем себя обвинять, – мягко, но очень отчетливо, так, чтобы слышала вся палата, сказала Эстер. Было очень важно, чтобы все знали о том, что она на него не сердится. – Это все равно случилось бы, не сегодня – так в другой раз. По крайней мере, вы говорили искренне и, может быть, даже спасли своим вмешательством миссис Бегли – если не от смерти, то от многих напрасных мучений. Пожалуйста, не упрекайте себя! Я на вас совершенно не в обиде. Случилось неизбежное, а вы его лишь ускорили.