— Ой, у меня ещё дела… Да я и не одета, — незнакомка смутилась и покраснела.
— Причём тут одежда, — хотел сказать я, но, слава богу, удержался, поняв двусмысленность фразы.
Против Любиного напора устоять невозможно, и вскоре мы все сидели за столом.
В этот вечер мной было сделано всё, чтобы зарекомендовать себя полным идиотом: я пил, почти не закусывая, а потом, слегка охмелев, говорил какие-то дурацкие тосты, рассказывал бородатые анекдоты, когда же собрался что-то спеть, хозяева уложили меня на диване в сенькином кабинете и отправились проводить гостью до такси.
Наутро, открыв глаза, я не сразу сообразил, где нахожусь. Потом узнал архиповскую квартиру и с ужасом вспомнил весь вчерашний вечер. Тут дверь распахнулась, и в комнату без церемоний вошла Люба.
— Ну, Можаев, ну удивил, — с порога начала она сыпать мне соль на раны. — Сколько тебя знаю, никогда не думала, что в тебе столько дури. И всю за один раз вывалил.
Она поставила на тумбочку рядом со мной стакан крепкого чая с лимоном.
— Как ребёнок трёхлетний — решил тётю удивить.
— Слушай, оставь. И так хреново, — попробовал я робко защищаться.
— Ещё бы хреново не было, ты ж не ел почти ничего — гусарствовал. Я удивляюсь, как ты ещё говорить можешь!? — она пододвинула мне стакан. — Попей — полегчает.
Знала бы Люба — добрая душа, что плохо мне не с похмелья, ведь комб давно подправил мой организм; если у меня что и болело, так это сердце, да и то не в прямом смысле этого слова. Я вдруг отчётливо понял — что, не обретя, потерял, возможно, единственный шанс наполнить свою жизнь настоящим смыслом.
Я решительно встал и отправился в душ, попросив поражённую моей прытью Любу что-нибудь сварганить на завтрак.
Потом мы сидели с ней на кухне, доедая «остатки былой роскоши» и обсуждая мои шансы на реабилитацию в глазах Лены.
— Брось ты убиваться, — утешала меня Люба, — Ленка баба умная, и я уверена, что она сразу поняла, чего тебя в дурь понесло. Это ж даже лестно, когда из-за тебя умный мужик такое вытворяет.
— Это ты, Люб, знаешь, что я умный. А ей я и намёка на это не дал, сразу с катушек съехал, — проговорил я скорбным голосом, надеясь на опровержение.
— Да, Можаев, выглядел ты не очень. Даже я засомневалась, всё ли у тебя в порядке с головой. Но отчаиваться не надо, я ей про тебя всю правду расскажу, а там, глядишь, и второй шанс появится.
Нельзя сказать, что любашина психотерапия успокоила меня, но появился лучик надежды — последнего пристанища души в отчаянном положении, поэтому, возвращаясь в деревню, я уже представлял наше с Леной будущее. Ведь именно там, в будущем, мы храним свои мечты.