Царица печали (Кучок) - страница 46

ши Шарко, не прогулки да лекарства, это свора астматиков должна была научить меня, как постоять за себя, это она должна была возбудить во мне конструктивную ненависть, это она должна была привить мне закон джунглей; видать, старый К. счел, что унижение теряет свою силу, когда человек привыкает к нему, когда оно приобретает регулярный характер, и организовал мне новый вид насилия, ловко нашел себе замену, решил отвести мое внимание от себя, направить мой страх и неприязнь на другой объект. И когда я обнаружил в этой моей новой муке старого К., когда с ужасом понял, что тот, по кому я скучаю, в сущности, находится здесь, со мной, что ночью он стоит над кроватью, натягивает мне на голову простыню и лупит скрученными мокрыми полотенцами, находится в этой запыхавшейся многорукой толпе, с корнем вырывающей меня из сна, что он присутствует в каждой отметине на моем теле, которыми мои ровесники запечатлевают мою боль, — и вот когда я об этом подумал, я решился бежать.

И решительность моя была тем решительнее, что я не был одинок: к побегу как раз готовился и самый счастливый ребенок из всего санатория. Крыско мало волновало, что обнаружилось его сиротство, к этому он был готов, он знал, что ему надо на время отойти, переждать в тени до тех пор, пока его положение в группе не восстановится, потому что ребята по наущению санитарищ и этот факт в конце концов приняли как свидетельство Крыскиного величия, неистребимости (мало того что восемь месяцев, так еще и из детского дома, не плачет, не жалуется, хорошо учится и спуску не даст, если ему кто под горячую руку попадется, да и знает все о здании, знает даже, как пробраться ночью в девчачье отделение, а это уже было знание воистину тайное, ибо даваемая им польза была доступна пониманию только посвященных, только взрослых, таких гигантов, как сам Крыско). Трагедия произошла тогда, когда Крысу пришли навестить. Приезд посетителя в санаторий сам по себе был событием беспрецедентным, распорядок исключал такую возможность, потому что дети после этого разбалтываются, выходят из-под контроля и начинают думать только о возвращении домой, а не о выздоровлении. Лишь во время праздников допускались посещения, и даже изредка детей отпускали, если родители очень уж хотели взять ребенка домой, или в совершенно исключительных ситуациях, как, например, день рождения пациента. Но к Крыско приехали в самый будничный день, и его отпустили с урока, чтобы он мог пойти на свидание с посетителем. Несколько астматиков в этот день находились в отделении (всегда кто-то оставался, особенно перед контрольными, у них надо мной было то преимущество, что достаточно им было сослаться на приступы удушья, чтобы не идти в школу, а то, что удушье усиливалось стрессом, санитарищам казалось вполне естественным, что дети перед контрольными резко теряют в здоровье), пробрались каким-то образом к комнате свиданий, и весть молниеносно разнеслась. К Крыско приехал отец. Ребята говорили, что выглядел он лет на сто и что его всего трясло, а сильнее всего тряслись руки. Говорили, что Крыско никогда его раньше не видел и не хотел ему верить, но этот растрепанный старик показал ему паспорт, в котором тот был вписан как сын. Говорили, что этот тип хотел забрать Крысу к себе на праздники, но санитарищи не дали ему, потому что он алкоголик и, видать, давно уже был лишен родительских прав. Ребята рассказали, что Крыско в конце концов начал реветь и орать на своего старика — все время одно и то же, без конца: «Ты зачем приехал?! Ну зачем ты приехал?!» Рассказывали, что потом он убежал в отделение, а этот старик остался и еще больше затрясся, у него не получалось встать, а когда санитарищи подоспели с помощью, он сказал, что справится сам, достал из-за пазухи плоскую бутылку и сделал глоток, тогда санитарищи на него поперли: «Никак нельзя тут пить, пожалуйста, покиньте территорию санатория», а он минутку переждал, встал без посторонней помощи и так их покрыл, что у каждого из ребят потом был свой вариант тирады, здесь их сообщение обрывалось и они начинали спорить. После возвращения из школы все мы видели через стекло (потому что у нас не было стен между палатами, только стекла), как Крыско лежит и плачет в подушку. Никто не отважился обращаться к нему в течение ближайших дней, потому что не очень было известно, как начать. Молчаливый Крыско остервенело обыгрывал всех в настольный теннис, вот и все контакты, которые были с ним. Каждый боялся, что достаточно слова, чтобы от него схлопотать, все чувствовали, что Крыско только и ждет, чтобы на ком-то отыграться, а я знал, что должен торопиться, если хочу столковаться с ним отвалить. Я заговорил с ним в клубе, в том единственном месте, к которому санитарищи имели ограниченный доступ.