— Ну ладно, пусть у них там гниет что угодно, но почему у нас наверху воняет? С этим надо что-то делать.
Когда же они вылезли всем кагалом — мать, старый К., его сестра, его брат и гладкошерстная такса, взбудораженная беготней и одурманенная вонью, — то принялись друг друга подначивать:
— Ну пойди, скажи им что-нибудь.
— Почему я?
— Ты мужик, так сделай же хоть что-нибудь!
Так они подзуживали друг друга и собирались с духом и уже даже на лестничную площадку вышли, чтобы перспективой соседской двери придать себе смелости и, соответственно, тут же постучать в нее, и уж постучали бы, если бы не сосед, который сам вдруг открыл дверь, высунул голову и стал принюхиваться, а потом, скривившись от отвращения, звать сожительницу:
— Илюу-у-уняа-а! Подь суды, шо тут так воняить?! Чуешь?
Сожительница Илона на этот призыв вышла и, поводив ноздрями, признала:
— Ну, что-то воняить, ну да.
Тогда их общий сожительницкий взгляд узрел, что на площадке стоит семейка и недружелюбно присматривается, и посмотрели они друг другу в глаза по-соседски и вдруг поняли, что надо заключить перемирие, потому что это вонь чужая, не местная из дома, потому что этот неопределенного местоположения источник вони бил все интенсивней; все спустились еще ниже, к подвалам, друг за дружкой, по ступеням, неуверенно, женщины сзади, мужчины спереди, сосед первый, потому что жил на первом этаже и от подвала был ближе остальных, и собака, на взводе, рвущаяся и сдерживаемая («Заберите отсюда эту собаку!»). Спустились и открыли дверь, и вода с говном хлынула на соседа, потому что он стоял ниже; смрад ударил в них с удвоенной силой. Женщины застонали, теряя сознание:
— О боже, канализацию прорвало…
Мужчины мрачно чертыхнулись:
— У, бля, прорвало канализацию…
Сосед, сбитый с ног говняной волной, сидел по пояс в говняной воде и отчаянно призывал:
— Илюу-уняа-а, вытащ мене отседова!!
А потом, когда уже все отступили на площадку между этажами, на безопасное расстояние от подступающей воды с говном, все по очереди начали делиться впечатлениями:
— Я же говорила, что это развалина, эти трубы, давно уж надо было…
— Я знала, что так будет, интересно, из-за кого это…
— Если говорила, то сама могла уже давно…
— А там льет, и льет, и льет…
— Илюня, я должон одёжу скинуть!
— А ну мене так в дом не влазь, в колидоре скинь!
Но вода и дерьмо только начинали прибывать, и в то время, когда все решали, что делать, Боже милостивый, что делать, уровень говняной воды в подвале рос десятками сантиметров в час, в любом случае было видно на глаз.
Прежде чем они решили начать выносить то, что удастся вынести, спасать плавающее добро, сложенное в подземелье, от картошки и угля до полотен в мастерской старого К., прежде чем начали искать ведра и образовывать соседский конвейер самопомощи, черпая воду с говном вплоть до исчерпания, всю ночь напролет; прежде чем, стало быть, они начали действовать, они должны были проверить самое главное: не обидела ли их судьба в сравнении с остальным миром, а если и так, то в какой степени. Брат старого К. предложил: