Спотыкаясь о корни деревьев, Макс провел охотницу мимо пустующей деревеньки. Вика смотрела в спину питерцу и размышляла. Что-то в этом парне — в его жестах, мимике, тембре голоса — казалось ей смутно знакомым. Будто она видела его раньше. Очень давно, целую вечность назад. Но когда Вика пыталась ухватить призрак узнавания за хвост и раскрутить клубок своей памяти, мысли разбегались, будто испуганные мыши. Измененный мозг эхотницы начинал сбоить, отказываясь раскрывать картинки из прошлого. Подобное случалось лишь тогда, когда девушка пыталась вспомнить маму.
— Смотри, — голос Макса вывел Вику из задумчивости.
Охотница подняла голову и замерла. Они стояли на краю небольшой поляны, окруженной стеной высоких раскидистых деревьев. Казалось, время застыло здесь. Путаясь в ветвях, ветер лишь слегка ласкал тоненькие белые лепестки. В воздухе стоял сладкий, пряный запах. Цветы. Сотни цветов закрыли поляну сплошным пушистым покрывалом, казалось, светящимся от лунных лучей.
Вика сделала маленький шажок вперед и плавно присела, касаясь кончиками пальцев бутона. Мягкие, нежные лепестки, бархатная сердцевина. На руке оставались тоненькие дорожки пыльцы, пахнущей настолько сильно, что начинала кружиться голова.
Макс сел рядом с охотницей в траву и вытянул ноги.
— Я наткнулся на поляну, когда… — парень помолчал, не желая портить момент подробностями. — Когда отходил. После смены на карауле.
Девушка перевела на него взгляд. Привычно холодные глаза будто светились. На губах играла улыбка.
— Нравится? — спросил питерец, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
С этим легким румянцем на щеках, с рассеянным взглядом, она была красива. Необычно трогательная, мягкая. Как ребенок, которого хотелось защищать, которому хотелось быть нужным. С необъяснимой тоской Макс подумал, что ей больше подошло бы летнее платье, а не темный камуфляжный костюм и солдатские «берцы». И книги в руках вместо холодных клинков. И цветы, обязательно море цветов, чтобы она улыбалась.
— Ну, тогда давай сорвем тебе парочку, — парень потянулся к стеблям.
На его запястье легла тонкая холодная ладошка. Всего одно мимолетное касание.
— Не надо, — прошептала Вика. — Не рви их. Пусть растут.
Макс прижал к губам сжатый кулак, чтобы не было видно его довольной ухмылки.
— Оказывается, ты умеешь быть чертовски милой, валькирия.
Умиротворяющая картина, нарисованная тускнеющим лунным светом, треснула, как разбитое зеркало, и осыпалась холодными ледяными осколками. Рука девушки, зависшая над белоснежным цветком, дрогнула, сжалась в кулак.