Радостное выражение на лице Сельваджи позволяло тебе с гордостью думать, что ты справился наилучшим образом и что наслаждение, которое ты испытывал, было взаимным. Ты поцеловал ее, и она прильнула к тебе, лаская пальчиками твою шею и затылок.
Так вы лежали довольно долго, пока ты не сдержался и признался ей в том, в чем хотел признаться уже очень давно:
— Я люблю тебя, Сельваджа. Любовь к тебе была настоящей с первого мгновения, как только я тебя увидел.
Вот что ты прошептал ей с бешено бьющимся сердцем, ты весь теперь был как на ладони, беззащитный. Она засмеялась и слегка отодвинулась. Ты ждал ответа, но его не было, и тогда страх быть отвергнутым прошиб тебя холодным потом. В жизни своей ты ничего не ждал с таким отчаянием.
— Ты мне не веришь? — спросил ты, приблизившись.
Сельваджа улыбнулась тебе и, вздохнув, утвердительно кивнула головой.
— А ты, — спросил ты тогда, вот те раз! — ты любишь меня так же, как я тебя?
— Дурачок, — сказала она, улыбаясь, слегка шлепнув тебя по подбородку.
Это был не ответ, но ты довольствовался им.
Впрочем, ты все равно был во власти безумной любви и даже такой ответ воспринял как «да», как будто это было само собой разумеющимся, что она любила тебя. Ты не обратил внимания на, скажем, двоякость ее слов и жестов. Ты нежно поцеловал ее, не в силах оторваться, ты снова и снова ласкал губами ее шею, плечи, руки, бледные ладони.
Она засмеялась. Но теперь, как она пошутила, больше от щекотки.
Тогда ты признался ей в том, в чем не было сомнений: ты не мог жить без нее. Это был самый лучший день в твоей жизни, ты искренне готов был умереть за нее, если бы она тебя об этом попросила. Вот что ты чувствовал. В тебе жила неконтролируемая сила, которая хотела кричать всему миру, что ты любишь свою сестру Сельваджу и будешь любить ее вечно, пока смерть не настигнет тебя. Это была твоя клятва, замешанная на страсти, которую вы разделили.
С этого момента никакие законы общества не смогли бы отобрать ее у тебя. Ни долг, ни людские убеждения не смогли бы. Если то, что вы брат и сестра, не помешало вам любить друг друга, это означало, что у любви было право, согласно ее самому интимному закону, преодолевать любые запреты. Любовь, а не ты разрушила преграду запрета физической связи с сестрой, так что с этого момента и на будущее ты никогда больше не откажешься от сладострастия, даже более того, ты будешь искать его как подтверждение наивысшего блаженства.
— Это было здорово, — прошептала она смущенно.
— Однажды, помнишь, ты сказала, что это забавно, и баста. Что заставило тебя изменить свое мнение?