— Если ты будешь плохо себя вести, я еще успею воспользоваться ею.
— О’кей. Но с чего вдруг такая неожиданная любезность?
Она продолжала кормить тебя с вилки, лишь бы не отвечать.
— Потому что нет причины ссориться, — наконец сказала она, — мне с тобой хорошо.
— Но ты меня не любишь, — добавил ты грустно.
— Нет, не люблю. Почему я должна любить тебя?
— Потому что я люблю тебя, и это окончательно и бесповоротно. Это не каприз.
— Джонни, тебе не кажется, что у тебя проблемы? Ты мой брат, ты не можешь серьезно влюбиться в меня. Разве это тебя не отталкивает? — сказала она совершенно спокойно. Будто подобные разговоры случаются каждый день.
— Нет, — сказал ты. — Напротив, это самое прекрасное, что со мной когда-либо случалось. И если уж на то пошло, то у тебя тоже проблемы, если думаешь, что нет ничего плохого в том, что мы сделали.
— Нравиться друг другу — это дозволено, — заключила Сельваджа, поднося к твоему рту последний кусочек.
— Разве не дозволено любить тебя, если это мне нравится?
В ответ она улыбнулась и сдалась.
— Согласна, — уступила она, избегая смотреть тебе в глаза, — тогда у нас у обоих проблемы.
На ее лице проскользнула тень стыда, а еще вины, хотя и скрытой.
— Может статься. И это мешает нам быть вместе и получать взаимное удовольствие? — спросил ты.
Она легонько поцеловала тебя в губы, а потом принялась ласкать, а ты благодарил Бога за каждое мгновение этого подаренного чуда.
— Джонни, — сказала она, — я не люблю тебя и не думаю, что что-то изменится. Но, если ты непременно хочешь знать, ты не ошибался, когда говорил, что я обращалась с тобой, как с вещью. Вероятно, в Генуе были люди, которые позволяли мне вести себя так. Я подумала на досуге и решила, что ты был прав, я должа измениться. Отныне я буду относиться к тебе уважительно, — она сказала это так серьезно, что нельзя было ей не поверить.
— А если уже слишком поздно? — спросил ты. — Я ведь могу не простить тебя, знаешь?
Она засмеялась и пожала плечами:
— Может быть, ты и не хочешь прощать меня, но простишь. Я вижу это по твоим глазам, понимаешь?
Да. Она была права.
После ужина, опять же при обоюдном согласии, вы отправились наверх, в ее комнату, где неторопливо занялись любовью. Перед тем как заснуть, она сказала, что любит тебя. По-сестрински. И это лишь усилило беспорядок в твоей голове. Она тебя не любила, но в то же время любила по-сестрински, как ближайшая родственница, с которой у тебя были интимные отношения, приносящие глубокое удовлетворение.
Странное дело. Но в тебе росла уверенность, что с этим придется свыкнуться.