Ничего более не будет. Никогда. Я уже не услышу ее рассказов о домашних трудностях, о ссорах с сестрами, о человеке, который бросил ее с сыном, не думая, как ей будет тяжко жить.
Несколько фраз об Ольге, сказанные Мьюиром, уничтожили все мои иллюзии. Я не пожалел бы времени, чтобы разузнать, каким образом она добилась, чтобы Мьюир пригласил ее в ресторан. И не потому, что я собирался вновь встречаться с ней. Я стремился разгадать характер этого существа, столь коварно со мной обошедшегося без всякой на то причины. Что заставляло Ольгу столько раз заверять меня, что она хочет меня видеть? Неужели лишь удовлетворение от сознания, что я — у ее ног?
Как от поворота кинжала в ране, болью отозвались в памяти брошенные Мьюиром слова: «…и попросила бокал пива».
Идол упал с пьедестала и, не разбившись, превратился в глиняную куклу. Может быть, Ольга и у Мьюира просила взаймы, когда они впервые остались вдвоем? Я собственными глазами видел, как ее благосклонности добивались все клиенты салона «Прадо». И не мог понять, почему эта женщина, способная просить деньги у мужчины, была такой сдержанной с теми, кто пытался ухаживать за ней. Возможно, в этом была ее тактика, приносившая немалые выгоды? Сначала заставить поклонника несколько месяцев находиться в постоянном напряженном ожидании. После этого, видимо, она уже чувствовала себя вправе просить у мужчины денег, как это и произошло со мной.
Особенно неприятно мне было вспоминать ее лицемерные высказывания о Мьюире. В этом я видел еще одно свидетельство низости ее натуры. Зачем она исповедовалась мне в своих отношениях с «гринго»? Ведь ее никто не просил об этом. Почему Ольга с таким презрением говорила о самоуверенности «гринго» и в то же время, по его свидетельству, искала встреч? Почему она не скрывала это презрение, а хвасталась им, да так откровенно, что я только восторгался ею, видя в этом проявление ее независимой натуры, столь редкое в атмосфере верноподданничества, окружавшего Мьюира?
Я понимал, что у нас с Ольгой нет ничего общего и что мои заботы никогда не смогут заинтересовать ее. Какое ей дело, когда придет конец войне: через месяц, через год или через десять лет? «Конец войны» и «мир» — понятия, наполненные для меня таким смыслом, для Ольги были пустыми словами. Она никогда не смогла бы понять, что с наступлением мира и возвращением на родину сразу же было бы покончено со всеми моими злоключениями. В ее жизни проблемы никогда не могли быть решены сразу.
— Ольга, почему вы не выходите замуж? — спросил я ее.
— За кого? Никто не захочет брать женщину с ребенком. Кроме того, мне гораздо удобнее жить одной.