Мне больше ничего не оставалось делать, как включить освещение кабины и продолжить игру. Скрежет продолжался, но теперь я хотя бы мог видеть, что его вызывало. Когда-то рух проглотил несколько булыжников — так цыпленок глотает гравий для пищеварения, и теперь здоровенные камни терлись о машину под действием перистальтики. Блестящая перспектива: после того как ее разломает на мелкие кусочки, за них (и, разумеется, за меня) смогут взяться желудочные соки.
Интересно, насколько сообразителен и способен прийти к правильному выводу управляющий лагерем лесозаготовителей компьютер? Удалось ли заметить нисходящее скольжение руха и то обстоятельство, что птица проглотила машину? Если управляющий мозг настолько умен, насколько мне хотелось бы верить, то он уже занимается делом.
Этого я так и не выяснил. Внезапно сиденье-кокон окутало меня, словно заботливая матушка, и раздался мясистый трехсотмильвчасный шмяк! Кокон развернулся. Огни моей кабины все еще пронизывали светившуюся красным жидкость вокруг меня, но она стремительно темнела. Валуны перестали кататься, а мои карты порхали по всей кабине, словно снежинки.
Очевидно, я забыл одну крошечную горку, когда программировал автопилот. Рух блокировал радар и сонар — и вот результат! Я поколдовал над клавиатурой, и экспериментирование показало, что двигатель сломан, радио по-прежнему не действует, а сигнальные ракеты не простреливают живот птицы.
Выбраться наружу нельзя — сразу попадешь в поток пищеварительных соков. Но я бы все равно это сделал, имейся в моем распоряжении вакуумный костюм. Откуда мне было знать, что он понадобится для двухчасовой поездки? Оставалось только одно: я собрал карты и, перетасовав их, начал новую игру.
Прошло полгода, прежде чем туша руха разложилась настолько, что я смог выбраться. К этому времени я выиграл пять раз в двухэтажном сложном солитере.
Правда, на пленку заснял только четыре победы, так как камера в конце концов сломалась. Аварийный пищеизготовитель работал прекрасно, к сожалению, меню не баловало меня разнообразием. Производитель воздуха тоже не отказывал, а телевизор-часы безупречно служил — как часы. В качестве телевизора он показывал только яркую рябь. Санузел дотянул до августа, но без особых проблем мне удалось его починить. В два часа дня 24 октября я, недолго поборовшись с дверью, открыл ее. Дорогу удалось прорубить через пару руховых ребер, а также мумифицированные плоть и кожу. Я наполнил до отказа грудь настоящим воздухом — он пах рухом! Производитель воздуха безумно гудел, словно старался поглотить весь запах.