– Уборщицам платили наследники, которых я, кстати, никогда не видел.
– Странно не бывать в собственном доме, но тратить деньги на его регулярную уборку…
Старик продолжал, игнорируя комментарий собеседника:
– …Это уже потом, с середины восьмидесятых его стали сдавать. Правда, последний арендатор съехал в две тысячи первом году – и с тех пор ни души. Хозяева, скорее всего, уже забыли о доме, поскольку никакие уборки не оплачивают. Вот только на мне все и держится, – он заботливо похлопал ладонью по стене, – иначе тут был бы тихий ужас.
– А вы? – поинтересовался Макс.
– Что я?
– Как давно вы здесь?
– Я не могу сказать, что я здесь. Я, по большому счету, везде. Но, безусловно, бываю тут частенько.
– И с какого года?
– А вот как съехал художник – с две тысячи первого получается. До этого только слыхал про этот дом да видел издалека, когда в этих краях охотился.
– И что же так прикипели к этому месту?
Старик улыбнулся:
– Хорошо мне тут, тихо, спокойно. Нет навязчивых людей, которые так и норовят проявить любопытство, а потом… В общем, не ладится у меня с ними, одиночка я.
– Простите, – Лиза заговорила тише обычного, – а можно нескромный вопрос?
– Конечно.
– А семья? Ну, супруга, дети? Извините, если не совсем уместно…
– Да ничего, – егерь кивнул. – Супруга далеко отсюда, изредка видимся, не живем ведь уже. Дочку вижу не чаще, как Бог даст, она тоже не в этих краях обитает. А сын здесь, в деревне, с семьей живет – здравствует, хотя особо не жалует. Говорит, его младшенький боится меня, вот я и не захаживаю к ним. Если внук ко мне не привык, зачем пугать ребенка своей ряхой?
– Вы вроде не Бармалей, чего вас бояться? – отшутился Максим.
– Люди разные… Да и на мир мы смотрим по-разному.
– Может, вам побриться? – предложила Лиза, взглянув на густую бороду старика.
– В данном случае не думаю, что это как-то поможет.
Компания погрузилась в тишину, которую прервал легкий свист ветра, ворвавшийся в щели ветхих рам. Федор Степанович со скрипом открыл дверь настежь:
– Ну что, у нас еще одна комната.
Большая дубовая дверь тяжело открылась, и съемочная группа очутилась в просторной спальне, которая занимала все правое крыло второго этажа. Это была самая большая комната в доме – и самая заставленная из всех.
– Хозяйская спальня, – с гордостью произнес старик. – Самая светлая комната в доме.
Лиза, Макс и Роб, оглядываясь, переступили порог.
Обстановка этой комнаты сохранилась лучше всего. Старинная кровать на массивных ножках с огромным резным подголовником цвета темного ореха выглядела внушительно. Она была настолько широка, что на ней смогли бы с комфортом разместиться четыре взрослых человека, не касаясь друг друга телами. Аккуратно заправленная красным покрывалом, она покоилась в осознании своего величия. Высокий матрас словно заманивал гостей в царство Морфея. Венчали всю эту красоту четыре подушки столь же густого красного цвета, которые лежали так ровно, будто их поправляли с помощью линейки. По бокам стояли небольшие прикроватные тумбочки с отполированными до блеска ящичками. Над ними висели небольшие розовые бра с болтающимися веревочками-выключателями.