Лиза молча сидела на стуле. Она не хотела верить в то, что совершенно одна посреди леса в заброшенном доме, где когда-то расчленили всю семью; что сейчас середина ночи, и ей некуда бежать; в то, что рядом с ней лежит труп; в то, что слабый, во всех смыслах сгнивший юнец смог беспрепятственно убить сильного и справедливого мужчину, который, к тому же, начал ей нравиться. Ее вера в добро и справедливость таяла на глазах.
Свет нескольких тусклых лампочек освещал малую часть первого этажа. Весь остальной дом был под покровом ночи, и каждая комната хранила свои тайны, которые, казалось, то и дело выглядывали из темных дверных проемов. Энергия злых мест обретает силу, когда возникает страх, а ничто так не способствует ему, как неизвестность. Мы боимся темноты и смерти лишь потому, что не знаем, что нас ждет там. Мы разжигаем костер в лесу и ходим вокруг него, не перешагивая рубеж света. Здесь мы почему-то чувствуем себя в большей безопасности, хотя по-прежнему находимся в лесу и ничего, по большому счету, не изменилось.
Лиза думала об этом, изо всех сил стараясь не терять трезвость восприятия. Ей это не слишком удавалось, и не потому, что она была немного пьяна.
Елизавета встала и подошла к трупу. Вытекшая до последней капли кровь начала сворачиваться. Этот мощный при жизни мужчина сейчас был беззащитен. Это то, чего он не ожидал, и то, что уже не исправить. Роб сошел с дистанции в самом расцвете сил и желаний, пройдя ад на земле и одиночество в сердце, которое, возможно, могло закончиться сегодня, если бы все было так, как хотела Лиза. Но, увы, этого уже не будет никогда.
Елизавета заплакала. Это были слезы искренней жалости к человеку, который всегда был неподалеку, но которого она почти не знала. Он вошел в ее жизнь неожиданно и так же неожиданно ушел из нее. «Тихий парень, который всегда четко делает свою работу» – вот и все, что она знала о нем. Но так уж вышло, что именно она – единственная, кто прольет слезы над его мертвым телом.
Лиза взяла старый плед, наброшенный на кресло-качалку, и накрыла Роберта. Заледеневшие руки не слушались ее и с трудом справились с задачей. Бил озноб. Трясущимися, испачканными в крови пальцами она вытерла слезы и убрала волосы с лица. Из глаз и носа текло, и пульс в висках с каждым новым ударом становился невыносимее.
В доме становилось холодно. В камине тлели последние угли. Идти за дровами в сарай она боялась, предпочитая мерзнуть в остывающем доме. «В крайнем случае, – размышляла она, – в ход пойдут табуретки и стулья. Правда, все равно придется выйти во двор и подняться на заросший холм, чтобы позвонить».