– Тогда как же? – удивилась Маша.
– Штриховкой. Лазурь, к примеру, обозначается горизонтальными чертами, а червлень, красный, – вертикальными.
– Значит, здесь…
– В вашем гербе глава – так мы называем верхнюю часть – лазоревая. А все остальное поле – металл. Серебро. Его традиционно не штриховали никак. Иными словами, ваш герб читается так: в серебре лазоревая глава, а…
– А дерево? – перебила его Маша. – Ведь это же дерево? – показала она пальцем в центр герба.
– Дерево, – склонил голову старик. – Еще точнее – сосна. И расположена в месте, которое мы, геральдики, называем сердцем.
– Сердцем… – повторила Маша. – Значит, оно очень важно?
– Все в гербе может быть важно… И неважно одновременно… – философски заметил д’Урсель.
– Простите, но я не понимаю, – нахмурилась Маша.
– Ну это же не математика, Мари! Были те, кто выбирал себе на герб собаку, потому что у них была фамилия де Шьен – Собакин. Или использовали льва, потому что это символ отваги и власти суверена. Но были и такие, что просто выбирали цвета – по принципу красоты и яркости. Не стоит увлекаться символизмом.
– Хорошо, – подвела итог Маша. – Значит, у нас серебряный герб с синим верхом…
– Лазоревой главой, – поправил ее д’Урсель.
– Да. По лазоревой главе идут три непонятные запятые, а в сердце, крупно – сосна?
– Только это не запятые, Мари. Увеличьте-ка еще чуть-чуть…
Маша еще раз кликнула по картинке, боясь, что разрешение будет недостаточным, но неизвестный действительно постарался сделать качественную фотографию. Вблизи три запятые, идущие через равные интервалы по всему верхнему полю, оказались…
– Похожи на меч, – задумчиво озвучил ее мысль д’Урсель. – Но не меч.
– Не меч? – обескураженно посмотрела на него Маша.
– Нет. Видите, и рукоятка, и клинок будто смотрят в одну сторону.
– Возможно, потекла краска? – предположила Маша, чуть склонив голову, чтобы лучше рассмотреть «запятые».
Граф скосил на нее ироничный голубой глаз:
– Милая Мари, в те времена, когда делался этот рисунок, краска сама собой никуда не текла.
– Но изображение слишком мелкое… – начала оправдывать неизвестного мастера Маша.
– И потому его, скорее всего, рисовали под лупой, как и детали фламандских пейзажей на картинах, – строго прервал ее граф. – Но никаких подтеков быть не может.
– Тогда, может быть, это сабля? Кривая такая?
Д’Урсель сощурился, наклонился еще ближе к экрану:
– Возможно. Но не думаю.
– Тогда что это может быть? – подняла на него растерянный взгляд Маша.
Граф пожал плечами:
– Например, какой-то предмет, известный только этой семье. Поверьте мне, на гербах порой встречаются самые странные изображения. Взять хоть одного аптекаря эпохи Возрождения, поместившего на свой герб ночной горшок и три клистира. Очевидно, он был специалистом по промыванию желудка.