Но проходила неделя, максимум две, и она заявлялась обратно: зареванная, с кругами под глазами. Очередной «жених» оказывался или скаредой, или «тем еще извращенцем». Или у него плохо пахло изо рта и росли волосы из ушей, а голова, напротив, была лысой, как коленка. Он сочувственно выслушивал нелестные отзывы, а сердце его пело: она тут, рядом, снова с ним!
После одного из таких возвращений он впервые устроился на работу: она была такой жалкой и оттого столь трогательной, что сердце щемило и хотелось сделать все, что не сумели или не захотели сделать ее бездарные женишки европейского замеса – отвести в дорогой кабак, купить новые туфли – эх!.. Леся примерно в это же время тоже устроилась, но уже на вторую работу – сидеть с состоятельной старушкой в Альцгеймере. Старушка обитала в зеленом пригороде, возвращаться оттуда было далеко, и они с Мариной вполне успевали сходить в ресторан. Его совершенно не смущало, что саму Лесю он в ресторан не водил ни разу. Марине нужно, необходимо было поесть лобстера с шампанским, а Лесе… Лесе было все равно, что в себя запихнуть после тяжелого рабочего дня.
С шампанским, кстати, он переборщил – от волнения в него не лез даже дорогущий лобстер, голова кружилась. Марина казалась еще краше, чем обычно – пусть даже сидящие вокруг дамы в пастельных туалетах чуть брезгливо косились на леопардовое мини-платье в обтяг.
– Они просто завидуют, – шепнул он ей на ушко. – Не обращай внимания.
– Зато мужики смотрят, – так же заговорщицки шепнула ему она, обдав горячим дыханием. – Видишь?
Он со злобой посмотрел вокруг, кивнул:
– Верно. А как на тебя можно не смотреть? Вообще непонятно, что у твоих женишков в голове. Как можно тебя отпустить, а?
Она прикусила губу, отвернулась:
– Да так вот…
– Я бы вот не отпустил, – сказал он, уставившись на нее тяжелым взглядом.
Она заерзала на стуле:
– Скажешь тоже!
– Думаешь, шучу? – Он накрыл ладонью ее руку на белой хрустящей скатерти.
– Не думаю. – Она попыталась выдернуть руку, но он себя уже не контролировал, прижал ее кисть к столу, как пойманную птицу.
– Отпусти, – тихо и с ожесточением сказала она. – Отпусти сейчас же!
– Пойдешь за меня? – Он побелел, как та скатерть.
– Нет! – Она вырвала руку. Тяжелая серебряная вилка со звоном упала на паркет. Официант принес чистую. Они помолчали. Наконец она взяла вилку и стала ковырять подостывшего лобстера.
– Ты что это думаешь? – спросила она шипящим шепотом. – Что я Леську так подставлю?! И ради кого?! Ради тебя, лодыря?! Она, значит, пашет, полы моет, а ты на диване лежишь пузом кверху и жопу наращиваешь?!