– А как же «царапающие камни»? При дворе Елизаветы Английской? – вдруг вспомнила Маша байку от друга детства историка. – Когда в кольцо вставляется камень, ограненный в виде октаэдра – с выступающей острой вершиной. И этой острой вершиной, как карандашом, пишут признания на окнах дам?
Плаченик впервые взглянул на Машу с неким подобием уважения и кивнул:
– Так-то оно так, но ни тот, ни другой вариант к современной огранке не имел никакого отношения. Сами огранщики камней представляли собой ремесленную популяцию, не объединенную в гильдии, и потому в нее допускались евреи. Оттого-то мы по сию пору являемся лучшими специалистами в этой области. Так вот, бен Менакен был гением, поскольку именно он придумал, рассчитал и воплотил в жизнь первую настоящую огранку – «розу». В ней было двенадцать граней, и она, конечно, не блестела так, как современные бриллианты, но худо-бедно распространилась по всему миру, просуществовав до конца XIX века. И сделав Менакена очень богатым человеком. Таким богатым, что он уже мог решать, где он хочет осесть после изгнания из Испании и отъезда в 1550 году из Венеции, которая показала тогда всем странам-соседям «отличный» пример, отселив «своих евреев» в первое гетто. В ту пору экономика качнулась от Средиземноморского бассейна к северным морским путям: Брюгге, Антверпен и Париж стали центрами огранки в Европе. Абрахам выбрал Антверпен – космополитический город, известный своей терпимостью к евреям и протестантам, где еще не боялись инквизиции. Он обосновался здесь, богател, приобрел недвижимость, но тут грянула 80-летняя война с Испанией, и в ноябре 1576 года испанская солдатня ворвалась в город, убив восемь тысяч человек и спалив 800 домов. Тот день вошел в историю под именем «испанской резни». Но это для фламандцев испанская резня была в новинку… Евреи уже знали, каково это, когда ночью вас окружают и, безоружных, предают огню и мечу. И Абрахам понял: не стоит ждать лучших времен. Надо опять бежать. Он распродал все, что имел, и исчез, растворился, не оставив никаких следов.
– Откуда вы это знаете? – с изумлением спросила Маша.
Плаченик пожал плечами:
– Я догадываюсь. Пытаюсь понять, как могла функционировать его умная голова после того, что пережила его семья в Испанском королевстве.
– И как вы думаете, куда они могли уехать? – спросила Маша.
Плаченик развел руками:
– А куда все. В свободный город Амстердам или протестантский Лондон, который вскоре сам пошел войной против испанской короны. Больше некуда.
Несколько дней он пил, не просыхая. Пожалуй, впервые в жизни. Подобное поведение могло бы сильно удивить его покойную бабку, но совсем не смутило Лесю – в ее окружении все мужчины пили, и она сказала себе, что это только вопрос времени и надо просто переждать. Алкогольный дурман позволял не замечать брезгливых взглядов свояченицы, а главное – не вспоминать о той беседе в ресторане. И о ее презрении.