Гумилькундский раджа лежал при смерти.
Хотя еще утром он, по обыкновению, вышел из дворца, чтобы пройтись по полям, в которые его неусыпными заботами превратилась раньше не знавшая плуга равнина, и посетить рынки, возникшие благодаря его щедрости. Рука убийцы поразила правителя, когда он шел пешком по улицам своего города, окруженный верноподданными. Злодей даже не пытался бежать, но смертельно раненный повелитель не велел трогать его, и преступника отвели в тюрьму. Дорогой злоумышленник проговорил только:
— Раджа был феринджи (англичанин). Он хотел искоренить нашу религию и наши обычаи, хотел отдать нас во власть иностранцам.
Служители раджи, плача и охая, перевязали, как умели, рану и перенесли правителя во дворец; кто-то побежал к английскому резиденту за доктором. Раненый не противился, зная, что все это принесет утешение приближенным, которые просто обожали своего повелителя, но чувствовал, что смерть близко.
Когда было сделано все, что может сделать наука и привязанность окружающих, раджа попросил оставить его одного. Покушение было утром, а теперь наступал вечер. Лучи заходящего солнца, падая через небольшие стекла в мраморной резьбе окон, словно бы усыпали каменный пол драгоценными каменьями, а среди комнаты высоко бил фонтан. Укутанный в роскошные шали и обложенный подушками, правитель лежал на арабском ковре. Несмотря на отпечаток страдания, лицо его сохранило красоту и величавость, черты поражали благородством.
Возле умирающего стоял тюрбан, украшенный драгоценными камнями, а на лакированном подносе — золотой кубок, алебастровая шкатулочка и серебряный колокольчик.
Грустно улыбаясь, гумилькундский властелин протянул руку к кубку, но не смог поднести его к губам и позвонил. Тотчас вошел один из слуг, толпившихся у дверей.
— Хусани, позови Чундер-Синга.
Минуту спустя к радже подошел высокий мужчина в белой одежде и красном тюрбане. Он опустил голову, чтобы скрыть полные слез глаза.
— Наконец господин позвал меня! — слегка упрекнул вошедший.
— Я устал. Дай мне пить.
Чундер-Синг приподнял раджу и поднес к губам своего господина кубок.
— Почему это не эликсир жизни? — пробормотал он сквозь слезы.
— Твои слова заставляют меня вспомнить о прошедшем, — грустно улыбнулся в ответ раджа. — Эликсир жизни! Помнишь, как мы в молодости выискивали в древних арабских рукописях секрет его приготовления? Мы желали прожить не один век, используя опыт во благо человечества. Мечтали создать новое счастливое общество, где царило бы правосудие.
— Да, это были мечты! — вздохнул Чундер-Синг. — Но желал бы я еще раз помечтать так.
