Никита в сердцах бросил вилку и нож. Ничего не говоря, подошел к раковине. Вымыл руки. Вышел в коридор. На минутку задержался у холодильника. На холодильнике сидела моя старая кукла Ната. Он внимательно рассматривал ее, словно впервые видел. Двинулся дальше. Резким движением сорвал с вешалки свою ветровку и стал все так же молча одеваться. Подхватил с пола старенький «дипломат». Открыл входную дверь. И только тогда обернулся ко мне. Брезгливо сказал:
— В твоей кукле больше сердца и ума, чем в тебе. Уж извини. Не хулиганом Иван был, а человеком с врожденным чувством справедливости. Кому знать, как не тебе? Проявлялось это у него по варварски. Факт. Ну и что? А ты за формой не захотела увидеть сути. Трудностей испугалась. Не понимаю, зачем такому хорошему мужику… Зачем ты Ивану нужна, такая?..
Он не стал договаривать. Но я догадалась.
Дверь хлопнула. Никита ушел, оставив меня наедине с моей бедой. Не поддержал, не успокоил, не утешил. Почему? Мало я бед и горестей перенесла? Живу легкой жизнью? Все еще не искупила свои грехи?
Мыла посуду и все размышляла об этом. Никогда и представить себе не могла, что рассорюсь с братом. Из-за кого?! Из-за Ивана! Откуда он только свалился на мою голову? Никита обвинил меня в трусости. Ну, что ж, может, и боялась. Кто меня теперь осудит? Из-за Ивана у меня всегда были одни неприятности.
Нас принимали в пионеры. Валентина Петровна напоминала об этом на каждом уроке.
— Вас не примут, если будут тройки, — говорила она.
И мы старались изо всех сил. Только троек почему-то становилось много больше.
— Вас не примут, если будете носиться, как угорелые, — слышали мы от нее на переменах. И тихо замирали у стены. Однако через несколько минут не выдерживали, срывались. Носились ураганом.
— Вас не примут, если наш класс соберет меньше макулатуры, чем другие, — неслось вслед, когда мы после уроков уходили из школы домой.
До чего хотелось поскорей вступить в пионеры! Не мне одной. Всем в классе. Зимой трое из наших ребят уже вступили: Марина Кузина, Валера Чертов и Сережа Котяковский. Но они же лучшие! Круглые отличники. И, ну, совершенно правильные. А у меня две четверки: по пению и по поведению. Исправить их не было никакой возможности. А значит, до круглых отличников сроду не дотянуться. Так и Валентина Петровна говорила. Она меня сильно недолюбливала.
Я не могла понять, за что? Правда, мне тоже Валентина Петровна не очень нравилась. Она часто наказывала учеников за малейшую провинность, любила читать нотации по поводу и без повода, оставалась равнодушной к детским слезам. Еще она страшно гордилась своей объективностью. Никита объяснил мне, что это такое. Объективная она? Как же! Если кого-то невзлюбила, то хорошей оценки не дождешься. И к тому же сынок ее Петро… Это бесценное сокровище, — Петро, — являлся одним из самых противных мальчишек в школе. Он учился в восьмом классе и ни разу не остался на второй год только потому, что никто не хотел связываться с Валентиной Петровной. У него вечно случались неприятности и с учителями, и с ребятами. Учителям-то ничего, а вот ребят за плохое отношение к сыночку Валентина Петровна преследовала беспощадно. Почему же ее надо было любить? И все-таки. несмотря на мою нелюбовь к учительнице, мне ужасно хотелось нравиться ей, хотелось, чтобы она отличала меня. Уроки у нее были очень интересные. И рисовала она здорово. И на пианино играть умела. Я ничего не могла поделать со своей подлой натурой. Это мучило и угнетало. Как было бы здорово не зависеть от мнения Валентины Петровны! И не бояться ее! Тем более, что этой весной вся страна готовилась отпраздновать столетие со дня рождения Владимира Ильича Ленина, и в пионеры должны принять весь класс. Без исключения.