— Не за что. Дружи со своим Самохиным на здоровье. Никто тебя больше не тронет.
И пошел по своим делам. И сразу же забыл обо мне. Ни разу не оглянулся. Вот ведь человек! А кстати, откуда он про Юлика узнал? И что его фамилия Самохин? Нет, никогда я Ивана не постигну.
Я смотрела в окно. Школьный двор казался пустым и унылым. Только ветер гонял по асфальту разноцветные осенние листья, то сметая их в кучки, то расшвыривая во все стороны. Вместе с листьями перекатывался и разный мелкий сор.
До чего же тихо — аж в ушах звенит. Впрочем, по вечерам всегда так. Изредка пробежит среди корявых школьных берез группа подростков, медленно пройдет пожилая дама с собачкой. И все. И смотреть-то не на что.
Но сегодня посреди школьного двора столбом стоял крепкий коренастый мужик. Покуривал, изредка сплевывал. Поглядывал по сторонам. Я смотрела на него и не могла оторваться. Узнала почти сразу. Иван.
Иван! Боже мой! Столько лет прошло! Целая жизнь… И вот он стоит на школьном дворе как ни в чем не бывало. Стоит и явно кого-то поджидает. Димку? Нет, нет. Скорее всего, меня. А я не смею выйти к нему. Не смею открыть окно и позвать его к себе. Могу только исподтишка за ним подглядывать. Трусиха! И ничуть он не изменился. Еще лучше стал. Лицо такое спокойное, твердое. Красивый. Или мне просто хочется видеть его красивым? Нет, все равно интересный. Одет модно, но без крикливости. Я бы сказала, со вкусом. Кто ж его этому научил? До чего я могу поглупеть от страха. Наверняка, он женат. Не может быть, чтобы за столько лет не женился. Не проходят женщины мимо таких мужчин. Или просто есть у него какая-нибудь… зазноба. Мужики сами за собой так следить не умеют…
Пока я жадно его разглядывала, Иван посмотрел на часы, повернулся и неторопливо пошел прочь. Я следила за ним взглядом, сколько могла. Потом села за свой стол. Ничего не случилось. Жизнь продолжается. Придвинула ближе стопку тетрадей с сочинениями. И вдруг расплакалась. Отчаянно. Как в детстве. Со всхлипами и завываниями. Слезы катились по щекам, забегали на нос, на губы и казались горько-солеными. И от чего-то в груди росла пустота, безысходность…
— А твой папа — крокодил!
Я даже икнула от неожиданности. Так самозабвенно ревела, что не услышала, как в кабинет вошел Валерий Петрович. Он нависал над моим столом темной тучей, но при этом ехидно улыбался и великодушно протягивал не очень свежий носовой платок.
— Вытри сопельки и поведай дедушке Валере, об чем плачешь, красна девица?
Благодарно взяла платок, но от маленькой пакости не удержалась — пару раз сморкнулась в него.