А Хорнунг подумал: "Вот, стало быть, что бывает, если камень на кольце повернуть справа налево. Вот, значит, какое оно - бессмертие. Когда человек превращается в памятник. Ай-да боги! Умно. И назидательно".
4
Статую Олава водрузили на площади одного городка, жители которого выиграли конкурс на право иметь у себя этот памятник. Олав Дровосек стоял на высоком пьедестале, с топором в руке, и все поклонялись ему. Завели даже обычай: молодожены из-под венца сразу направлялись "к Олаву", чтобы возложить цветы к подножью памятника и как бы получить от этого кумира благословление. Иначе, говорили, счастья не будет.
Однажды Верва, с горящими, как маков цвет, щеками, призналась мужу, что крепко пред ним виновата. Хорнунг огорчился, заподозрив измену. Но все оказалось много хуже.
"Моя мать регулярно тебя опаивала настоем из мухоморов, чтобы ты лишился памяти, - сказала Верва. - Я люблю тебя, но жить обманом не хочу... Что скажешь, Вёльд?"
Хорнунг ничего не сказал, сильно задумался.
Утром теща как всегда подала мухоморный настой. Хорнунг для отвода глаз хлебнул, не глотая, а когда Глукарда отвернулась, выплюнул под стол. Остальной напиток незаметно вылил в горшок с цветком. Капитан не то чтобы боялся Глукарды, но, зная её коварный характер, опасался, что она может выдумать и сотворить в отношении зятя еще большую пакость.
Через несколько дней воздержания от напитка, всегдашний хмельной туман рассеялся. Улетучилось и приподнятое настроение, закончились ежевечерние полеты над лесом и, что самое неприятное, ночные подвиги в постели с женой. Ведь не включать же кольцо ради этого дела. Совестно как-то. Хотя, если так будет продолжаться...
Жертвы, прямо скажем, великие принес Хорнунг ради... А вот ради чего, он еще не выяснил. Верва ходила как в воду опущенная. И Глукарда стала подозревать, что зятек что-то затевает.
Наконец, когда душа Вёльда полностью очистилась от наркотического яда, к нему вернулась память. Как солнца лучи прорываются из-за тесных туч, которые вдруг поредели, так и лучи его памяти вырвались на свободу. Тотчас он пошел в конюшню, вывел отяжелевшего от безделья коня и позвал Верву, чтобы проститься.
- Не моя вина в том, что мы расстаемся, - сказал Хорнунг. - Невозможно идти прямо, все время сворачивая в сторону. Всю жизнь под кайфом не проживешь.
- Я виновата, - ответила Верва, бледнея так, что со щек пропали её всегдашние солнечные пятнышки. - С самого начала знала, что счастье будет недолгим. Ведь ты не принадлежишь этому миру.
- Откуда ты это знаешь?