Господа де Бризамбур и де Шервилер наблюдали, как офицер скрылся за поворотом, а потом гнев воспитателя обрушился на воспитанника:
— Итак, шевалье, из-за вашего легкомыслия, из-за вашей навязчивости я чуть было не оскорбил благородного офицера. Неужели вам не понятно, что если дворянин, уважая ваше происхождение, не смеет вас покинуть, то это не значит, что у него нет неотложных дел?
Мальчик виновато опустил голову, вспоминая, как обидел доблестного офицера. Бризамбур ждал.
— Я больше не буду, — наконец-то вымолвил юный шевалье. — Слово чести.
— Ну что ж, шевалье, вас ждет ее величество, — буркнул воспитатель, размышляя о наказании для мальчишки, которое бы произвело на щенка впечатление, но вместе с тем и не вызвало бы негодования против воспитателя. Кто знает этого принца Релинген, вдруг он вернется в Париж через неделю? Бризамбур вспомнил, с какой скоростью принцы и короли имеют привычку ссориться и мириться, и подумал, что из-за них у простого придворного вполне может снести голову, причем в прямом смысле этого слова. Опала королевы Наваррской и недельное заточение любимцев короля случились слишком недавно, чтобы об этом можно было забыть. Король, королева-мать, супруги Релинген и Бретей — нет, это было слишком много для одного Бризамбура…
— И что у вас случилось? — раздался хмурый голос капитана де Нанси, в сопровождении четырех солдат вступившего в коридор. — Еще один призрак?
Бризамбур бросил на мальчика предостерегающий взгляд и барон усмехнулся.
— А, понимаю, этот юный шевалье опять потерялся. Знаете что, Бризамбур, повесьте ему на шею колокольчик, как корове. Все равно среди его побрякушек он не будет заметен.
Ален обиженно вскинул голову и шагнул вперед.
— Ее величество меня ждет, — гордо объявил он и пошел прочь, даже не поклонившись капитану королевской стражи.
Александр де Бретей пересекал двор Лувра и с тоской размышлял, где раздобыть обещанные Бризамбуру деньги. «Придется занять», — со вздохом решил капитан, прикидывая, что за десять лет ему, возможно, удастся покончить с долгом. «А теперь — в баню! В ближайшую…» Шевалье де Бретей чувствовал, что еще одной встречи в подобном виде он не переживет.