Муравьев приказал мелко нарезать чеснок, она выполнила приказ, а потом послушно засовывала кусочки чеснока в курицу. А Муравьев уверенно действовал ножом, открывая острием новые дырки для чеснока. Посыпал тушку черным перцем, «Вегетой», потом поставил на газ сковородку, плеснул в нее растительного масла и положил тушку курицы, накрыл тарелкой, на нее положил трехкилограммовую гантель. Собственно, гантель была разборной, и можно было установить восемь килограммов или более, но Муравьев точно знал, что трех будет вполне достаточно для нужного результата.
— Блюдо готовится, — объявил он. — Объясняю дальнейший процесс. На сильном огне подрумяниваем одну сторону, переворачиваем, подрумяниваем другую сторону, потом убавляем газ до минимума и ждем, когда курица будет готова. Будем заниматься второй половиной, или достаточно одной?
— Вполне достаточно! — заявила Марина и засмеялась.
— Что тебя рассмешило?
— Днем я занималась луком, вечером чесноком… То есть тем, чем сроду не занималась. День чудесных превращений Марины Стерниной.
— Извини, я забыл, что ты у нас элитная девушка и создана не для того, чтобы чистить лук или чеснок.
Марина перестала смеяться, серьезно посмотрела на Муравьева:
— Игорь, «по номиналу», как любит выражаться папа, я действительно элитная девушка. Но элита меня совсем не интересует и модные клубы не манят.
— Понятно, — усмехнулся Муравьев. — Ты протестуешь против сытой и тупой буржуазии, как многие прогрессивные деятели, включая и Майкла Дугласа, который в юности убегал из дому, жил с хиппи, курил марихуану и вообще протестовал против своего знаменитого папаши. Слава Богу, образумился и стал отличным актером.
— Я не протестую, мне нравится моя семья, мои родители и возможности, которые я имею. Но я хочу делать то, что хочу. И делаю. Спасибо папе, он умный человек, понимает меня и только помогает. Кстати…
— Кстати… А не выпить ли нам красного винца, пока цыпленок готовится?
Марина снова засмеялась:
— А я что хотела сказать?
Муравьев откупорил бутылку, налил вино в бокалы.
— Ну, за твой дебют в большом кино, — подражая генералу Иволгину, сказал он.
— Не понял, — неожиданно низким голосом, подражая тому же герою «Особенностей национальной охоты», сказала Марина.
Они оба засмеялись, чокнулись, глотнули вина и долго целовались потом. Муравьев и во время поцелуев следил за тем, что творится на плите. Перевернул цыпленка, убавил огонь под кастрюлькой с фасолью. Марина с оттенком грусти поняла, что этот парень не теряет голову, общаясь с ней. Жаль, конечно, но… Он вовсе не такой, каким его представляла себе московская элита, не гуляка-дебошир-бабник, а умный, вполне интеллигентный мужчина. Надо же! Он и в этом намного превосходил Валеру Пустовалова.