И вот во всех домах зажглись огоньки. За столами сидели шемякинцы и отбирали вручную семена. Люди соревновались между собой: кто отберет больше в минуту? Татьяна Барсукова побила всех: она успевала отобрать в минуту шестьдесят зерен.
За этой работой пели песни, рассказывали сказки. Из учеников старших классов назначили чтецов газет и книг. Шапкин ходил из дома в дом и читал свои стихи.
Яшка не явился на работу. А ночью он подстерег Машу на улице и остановил ее:
— Постой… Мне слово тебе сказать нужно…
— Нам говорить не о чем. Ты уж сказал мне свое слово, — ответила Маша и, отстранив его рукой, пошла дальше.
— Постой, говорю… — Яшка догнал ее и удержал за руку. — Ты мое то слово забудь… Пьян был… Пронзила ты меня. Маша. Гордостью своей покорила. Я вот с того дня все хожу и думаю, голова развалилась… Жить я без тебя не могу. Все ночи под твоим окном хожу, хоть бы глазом на тебя взглянуть… — Яшка умолк, тяжело дыша.
— Ну вот как скоро ты полюбил, — с улыбкой сказала Маша. — У других это бывает годами, и то молчат…
— А я такой. Я отчаянный, — горячо заговорил Яшка, сжимая руку Маши. — И что задумал, от того уж не отступлюсь! Люба ты мне!..
Яшка обнял Машу, но она оттолкнула его с такой силой, что Яшка не устоял на ногах и опрокинулся на спину.
Он медленно поднялся и хрипло проговорил:
— Все равно от меня не уйдешь. Не таких ломал!..
С тех пор Маша слышала каждую ночь шорох под окнами и долго не могла уснуть.
Яшка, привыкший к легким победам, приходил в ярость. Он просиживал ночи напролет под окнами Маши и ломал палки из тына, чтобы дать выход своим чувствам. На сортировку семян он не являлся, и Маша поставила вопрос об исключении его из полевой бригады. Никто не стал защищать Яшку, и его исключили.
Это была первая победа Маши в борьбе с сорокинщиной. Но эта победа не принесла ей радости. Часто просыпалась она среди ночи и, прильнув к окну, видела черную фигуру у тына. И предчувствие какой-то беды наполняло ее сердце тоской. Маша не знала, что же делать. Она не рассказала о своем столкновении с Яшкой ни Шапкину, ни Неутолимову. Ей было стыдно признаться, что она боится Яшки. Ничего не написала она и Владимиру, лишь вскользь упомянула, что друзей у нее больше, чем врагов.
На имя Маши пришло письмо из Москвы от известного скульптора Муравьева. Скульптор писал:
«Я видел ваш портрет в журнале, и мне захотелось из куска мрамора изваять ваш чудесный образ. Ради бога, не откажите, приезжайте! Муравьев».
Маша медлила с ответом и никому не показывала письма. Она старалась не думать о нем, потому что это письмо опять вызвало у нее мысли о Москве, о возможности каждый день видеть Владимира, а надо было заниматься делами шемякинцев.