Он переводит взгляд на Дезире, которая помогает кучеру снять с задка кареты наш багаж, и смотрит на нее так пристально, что она поневоле оборачивается. Из-под тиньона выбился локон, который она второпях пытается засунуть обратно. По контрасту с иссиня-черной прядью кожа Дезире кажется особенно светлой.
— Благодарю вас, Жерар, — всхлипывает мама. — Я тоже молю Бога, чтобы Он укрепил вас в свете выпавших на вашу долю испытаний. Каждый день я вспоминаю и смерть ваших родителей от лихорадки, и геройскую кончину Гастона…
— Не надо!
Гийом Мерсье стоит на крыльце, навалившись плечом на колонну, и взирает на нас сверху вниз, точно стервятник на кроликов. В отличие от брата, сохранившего мальчишескую легкость, Гийом погрузнел и состарился лет на двадцать. Лоб прорезали ранние морщины, щеки провисли брылами и противно колышутся, когда он опять выкрикивает: «Не надо!» Нечесаные волосы падают на расстегнутый воротник, кое-как прихваченный мятым шейным платком. Даже отсюда я чувствую, как от него разит перегаром вперемешку с тяжелым, кислым духом давно не мытого тела.
— Гийом тяжело воспринял смерть нашего брата, — со вздохом поясняет Жерар.
— Кто может его винить? — торопливо соглашается мама.
— Ничего, я о нем забочусь. И рад буду взять на себя все заботы о малютке Флоранс. — Жерар берет меня за руку, но не спешит ее лобызать. — Впрочем, не такая уж ты и малютка. Настоящая невеста. Моя невеста.
— Ты ничуть не изменился, Жерар, — говорю я первое, что приходит в голову. С крыльца доносится бормотание Гийома, но туда я стараюсь не смотреть.
— Да и тебя, Флоранс, я узнал бы издали. Ты очень четко выделяешься на светлом фоне, — говорит он и, пошарив в кармане, протягивает мне обтянутую шелком коробочку.
Беру ее с опаской. Прежнему Жерару, сорванцу, швырявшему в меня орехами, ничего не стоило бы засунуть в коробок таракана, чтобы послушать мои вопли. На что способен Жерар нынешний, я не могу предугадать. Наконец я поддеваю ногтем крышку, рассчитывая увидеть крем для отбеливания кожи. А вижу золотое кольцо.
— Сим я скрепляю нашу помолвку, — торжественно объявляет Жерар и кивает мне: — Надень его, милая.
Пытаюсь втиснуть в него палец, но ничего не получается. Спохватившись, снимаю перчатку и повторяю попытку, но кольцо не налезает дальше первой фаланги. Оно мне безнадежно мало. И тогда я краснею. Жарко, мучительно, до головокружения. Краснею, как в детстве, когда он потешался надо мной и приглашал братьев поучаствовать в забавах. Сейчас, как и годы назад, Жерар уверен в своей власти надо мной, и его уверенность передается мне. Я втягиваю голову в плечи.