На этом мои воспоминания обрываются, потому что кто-то встряхивает меня за плечи и легонько хлопает по щекам.
— Мисс Флора? Господи, да что же это с ней? Мисс Флора!
Я открываю глаза и вижу над собой взволнованное личико Нэнси. Щеки девушки полыхают, ресницы слиплись от слез, но она едва не бросается мне на шею.
— Вы пришли в себя! — лепечет она, помогая мне встать. — А я уж было подумала, что вы без памяти! И как же мне тогда быть? Мисс Мари еще из церкви не воротилась, а мисс Дезире… она только хуже сделает!
— Что-то стряслось, Нэнси?
Стоя на коленях, она расправляет мои смятые юбки и смотрит на меня снизу вверх. Рот у горничной приоткрыт, как у испуганного ребенка.
— К вам мистер Эверетт пожаловал, мисс! Но мисс Олимпия… надо ж было мне ляпнуть, что он приехал! Она сказала, что тотчас к нему спустится… А она сейчас не такова, чтоб к гостям выходить…
— Что ты имеешь в виду?!
— Коли она чего прикажет принести, так я принесу, а коли прикажет еще, так я еще принесу, — виновато хнычет Нэнси, утирая слезы фартуком. — Кто я такая, чтоб с ней препираться? Нет, правда, мисс, ну кто я такая?
— Вообще ничего не понимаю! Что она велела принести?
— Рому, мисс! Рому, которым кухарка торты пропитывает. А барышня как вернулась от мистера Фурье, так сказала, мол, что есть из спиртного на кухне, все неси. Цельную бутылку выхлестала. И теперь она выпивши, мисс, очень крепко выпивши. Нельзя ей к мистеру Эверетту, никак нельзя!
По ужасу в глазах девушки я угадываю ее чаяния. Не проходит и дня, чтобы Олимпия не кричала на горничных и не грозилась прогнать их без рекомендаций. Конечно, Нэнси надеется, что после свадьбы я переманю ее к себе в дом. Хозяин вроде мистера Эверетта — мечта любой служанки. Но если он застанет Олимпию в непристойном виде, ноги его больше тут не будет.
— Иди со мной, — говорю я Нэнси, и мой деловитый тон сразу же приводит ее в чувство.
Вместе мы мчимся на второй этаж и ловим Олимпию, когда она по стенке спускается вниз. Пьяна кузина в стельку, тут двух мнений быть не может. Никогда еще я не видела белую женщину столь безобразно пьяной, и гримаса отвращения искажает мое лицо. Заметив, как я поморщилась, Олимпия вперяет в меня мутный взор и бормочет:
— Пшла к черту!
— Хочешь, вдвоем к нему прогуляемся? — предлагаю я и, заручившись помощью Нэнси, тащу ее вверх по лестнице, точно упрямого мула.